ГЛАВА XVI.

Наказ полковнику Елчину, командированному для искоренения злоупотреблений в сибирских городах. Злоупотребление иркутского воеводы Ракитина, сибирского губернатора князя Гагарина. Перечень некоторых дел о сибирских злоупотреблениях. Учреждение фискалов. Указы Петра Великого об искоренении злоупотреблений. Наказание лживых доносчиков: – Левшутин. Командирование Лихачева для исследования о злоупотреблениях князя Гагарина. Злоупотребления кузнецкого коменданта Синявина. Указ представителю Тобольского надворного суда князю Козловскому об искоренении злоупотреблений в Сибири. Злоупотребления судебного коммисара Краснослободского дистрикта Головкова. Злоупотребления в якутском ведомстве. Командирование в камчатку майора Мерлина. Предание суду иркутского вице-губернатора Жолобова и казнь его. Мероы к искоренению злоупотреблений в после-петровское время.

Характерным документом, подтверждающим силу и распространенность язвы лихоимства и злоупотреблений в Сибири, служит наказ полковнику Якову Ельчину, командированному в Сибирские города, остроги и деревни, для разследования и пресечения злоупотреблений начальствующих и других лиц[1]. Он был командирован: в Сургут, Нарым, Кетск, Томск, Кузнецк, Енисейск, Мангазею, Красный Яр, Иркутск, Нерчинск, Илимск и Якутск с их уездами. (Наказ 20 июня 1716 года).

На Ельчина возложено:

Выяснить – чем вызывается недобор в государевых податях и ясачном сборе.

Спрашивать повсеместно: не испытывает ли кто обид от обер-комендантов, комендантов, офицеров, коммисаров, купцов, приказных людей, надсмотрщиков, голов и прикащиков, в острогах. – Оговоренных лиц высылать в Тобольск закованными.

Во всех городах проверить все ли выполнено по резолюциям губернатора, по челобитным, которыя к нему поступали, и если где что не исполнено, то «под жесточайшим истязанием» взять отписку о причинах неисполнения.

Удостоверяться не провозит ли кто товаров без выписей.

Прекращать воровское винное курение и воровскую продажу шара.

Наблюдать, не провозится ли купцами и их прикащиками китайский товар, неоплаченный пошлиною, (за Байкалом и на Селенге ему того не чинить и измешки не делать).

Тоже наблюдать и по отношению к товару отправляемому в Монголию.

Если выяснится где какая обида народу от обер-комендантов и комендантов донести безотлагательно губернатору в Тобольск. Если же неисправа и обида будут происходить от нисших лиц, то их устранять от дел немедленно и всех, кроме дъяков и офицеров, держать за караулом, производя розыск на месте.

При этом о полномочиях Елчина оповещены все начальствующия в Сибири лица с наказом оказывать ему всяческое содействие.

И вслед за получением такого извещения иркутский главный начальник воевода Ракитин, в 1717 году[2], обобрав за Байкалом караван, возвращавшийся из Китая, захватил себе: золото, серебро и разныя ценныя вещи.

Впоследствии он казнен в С.-Петербурге, в 1722 году.

В 1719 году обер-фискал Нестеров донес сенату о злоупотреблениях сибирского губернатора и его служащих[3]. Губернатор князь Гагарин приговорен к смертной казни в 1721 году.

К этому же времени относятся следственныя дела: Тобольской канцелярии по доносам разных сибирских жителей: а) о взятках прикащиков, б) о посылке якутским комендантом беспошлинно товаров к тунгусам и в) по обвинению полковника Парфентьева в грабеже 1719 – 1720 годов. Кроме сего возникло дело по доносу новокрещенных сибирских князьков Кангалаской волости, на прикащиков, во взятках и других беспорядках[4].

Воеводы, несмотря на строгия запрещения правительства, сами гнали водку и торговали ею в подрыв казенной продаже.

Сознавая свое безсилие к искоренению злоупотреблений в губерниях вообще, потому что зло пустило широкие корни по всему государству, Петр нашелся вынужденным несмотря на скудность средств государственной казны, учредить новыя должности: – фискалов, которые должны были изображать, в провинциях, царское око. Указ об учреждении фискалов состоялся 5 марта 1711 года[5].

Но и это учреждение, принеся известную долю пользы, не только не могло искоренить зла, но и само подвергалось пятну, в силу соблазнов, представлявщихся в Сибири. Обер фискал Нестеров погиб за злоупотребления по сибирским делам.

Язва лихоимства проникла и в духовную среду. Из указа от 13 июня 1711 года[6], о сборе денег на драгунских лошадей с попов и дъяконов видно, что сбор этот, состоявшийся в 1707 году, в Сибирской губернии, с 281 двора городского духовенства и с 13226 дворов уездного, понизился в следующем году значительно и был произведен только с 160 дворов городского духовенства и 3348 дворов – уезданого; в 1709 году сбор сократился еще почти на половину и на 1710 год сбор этот не поступал в казну вовсе.

Очевидно, что злоупотребления в среде духовенства, существовавшия во всех губерниях России, – в Сибирской достигали грандиозных размеров. Во всех прочих губерниях недобор против 1707 года оказывается в тех случаях, когда для сбора налога не командируется некто Василий Корчмин; но за те годы, когда сбор этот, с определенного числа городов известной губернии, возлагался на Василия Корчмина, – всегда оказывался излишек против первоначального расчета. Так было в губерниях: Московской, Смоленской, Киевской, Казанской, Азовской и Воронежской, и объясняется это тем, что число дворов, в действительности, было больше, чем значилось по переписным книгам 186 года (1677 г.). В Сибирской же губернии и первоначальный сбор состоялся по расчету нисшему, против действительного, в значительно большей степени, чем в Европейской России, потому что массы народа, бежавшего из России в конце XVII столетия, приписывались к монастырям и давали на себя кабалы духовным лицам, что значительно возвысило количество дворов, принадлежащих духовенству Сибирской губернии, – да и рост недобора в последующие годы идет так безсовестно быстро, что уже на четвертый год доход в казну с этой статьи не поступал вовсе.

25 августа 1713 года[7] состоялся именной указ: «о пресечении грабительств в народных сборах; о платеже всех податей вместе на четыре срока и о способах взыскания недоимок».

Начало указа таково: – «Великий Государь милосердствуя о народах государств своих, ревнуя искоренить неправедныя, бедственныя, всенародныя тягости и похищения лукавыя государственныя казны, понеже известно ему Великому Государю учинилось, что возрастают на тягость всенародную, и умножаются для лукавых приобретений и похищений государственных интересов великия неправды и грабительства, и тем многие всяких чинов люди, а наипаче крестьяне приходят в разорение и бедность. И того ради Его Царское Величество указал всенародно, на удержание оных злых вымыслов и лукавых корыстей и граблений, сей свой, Великаго Государя указ, дабы  впредь неведением никто не отговаривался».

Перечисляя затем разного рода притеснения, испываемыя народом, которыя надлежит прекратить, – указ рекомендует устраивать подряды гласно, а не тайно; предписано доходы собирать в 4 срока, а в случае неуплаты высылать, для доимок, добросовестных людей, по выбору губернаторов, – «из отставных офицеров и из царедворцев и иных чинов людей, какие где есть, добрых, правдивых и умных людей, кому бы можно в том верить». Для вознаграждения сборщиков установлено в 100 руб., из суммы, которая должна образоваться, в распоряжении комендантов, вследствие установленного указом сбора 2 денег с рубля;  из этой же суммы губернаторы должны были выдавать пособие подъячим, по своему усмотрению. Тех сборщиков, которые будут уличены в корысти – «лишать движимаго и недвижимаго имущества и казнить смертью».

26 октября 1713 года[8] сенатским указом приказано не притеснять, в Московской губернии, сибирских мастеровых, при взятии с них подушного оклада, – «чтобы кроме платежа с дворов их денег в слободы ни  в чем их впредь не привлекали и не волочили и не убытчили и нигде бы их не держали, потому что без них в обоих тех местах у государевой денежной и скорняжнаго дела пробыть невозможно».

Искренно желая достигнуть скорейшего уничтожения, или, по крайней мере, сокращения злоупотреблений, Петр Великий 23 октября 1713 года[9] объявил, что всякому лицу «от первых даже до земледельцев» дается право доносить лично ему, на время с октября по март, о грабителях народа; при чем за справедливое доношение обещано доносителю все движимое и недвижимое имущество грабителя.

Надо полагать, что донесений этого рода было так много что доносчики отнимали у царя много времени и он нашелся вынужденным отменить свое распоряжение в декабре того же года[10], повелел: доносить лично государю о тех только делах, которые касаются его чести и здоровья, а также о бунте и измене. О всех прочих делах доносить кому следует; во всех случаях «доносить только сущую правду. А буде которые люди с сего Его Величества Государя указу станут писать или сказывать за собою Государево слово и дело, кроме помянутых причин: и им за то быть в великом наказании и сосланы будут в каторгу».

Доставалось, однако, не только лживым доносчикам, но и таким, которые справедливо заявляли Государево слово и дело. Так в 1712 году из Тобольска в Нерчинск пересылался стряпчий из дворцовых волостей Терентий Васильев Копытов, сосланный в Сибирь, при царе Федоре[11]. При зимовке в Нарыме, этот Копытов, уже слепой, рассказал дозорщику Левшутину, а потом и колодникам, приглашенным Левшутиным в свидетели тайны, – что он уже был в Нерчинске, узнал там многия царственныя дела и потаенную казну за нерчинскими жителями Турчаниновыми, и, что, заявив слово и дело, он был вытребован для допроса в Тобольск, где губернатор продержал его два года в тюрьме и теперь шлет назад. Говорил он также, что царь Петр печется не о народе, а о немцах, потому что сам немец и не царского корня. Последнее свое заявление он объяснял так: царица Наталия Кириловна рожала все царевен; перед последними родами царь Алексей Михайлович сказал ей: ежели де будет царевна, я де тебя постригу. Царица поведала эту тайну Артамону Сергеевичу Матвееву, и когда у нее действительно родилась царевна – Матвеев подменил ее младенцем, взятым от кого то в немецкой слободе. Левшутин заявил об этом нарымскому воеводе, – но тот ответил, что ему не дано право разбирать эти дела; тогда Левшутин стал искать случая побывать в Москве. Засим, когда ему довелось быть в низовых городах и побывать у раскольников в Керженских лесах, он услышал там; что: царь – антихрист, архиереи – еретики, господа – слуги антихристовы и грабители, – Левшутин заявил Государево слово и дело. Всех оговоренных перебрали, двое из них умерли на пытках; – не избежал пытки и Левшутин, он побывал и в хомуте на подыме и на дыбе под кнутом.

Если притеснения народа со стороны сборщиков податей, подъячих и других служащих людей были велики везде в России, то можно себе вообразить, как тяжелы они должны были быть в Сибири и особенно в Восточной, более и чаще отбывавшей наряды деньгами, чем натурой.

Из Полного Собрания Законов видно, что первое донесение фискалов о крупных злоупотреблениях властей – выпало на долю Сибири. Сибирский профинциал-фискал доносил: все служащие в Сибири начальники, да и сам губернатор (князь Гагарин), а также его служителя берут взятки и чинят разорение народу. Губернатор кроме прежних 48 недорослей, уклоняющихся от службы, принял еще 55 человек и определил их к делам, чем они воспользовались для грабежа. Проведав о донесении фискала, люди эти стали разъезжаться и вывозить награбленное ими добро.

Это донесение вызвало указ от 11 генваря 1719 года[12], об осмотре на заставах едущих из сибирских городов и об отбирании в казну найденных у них заповедных товаров, и указ от 18 генваря 1719 года[13], данный гвардии-майору Лихареву, о производстве следствия по поводу злоупотреблений сибирского губернатора князя Гагарина. В указе изложено: «ехать тебе в Сибирь и там розыскать о худых поступках бывшаго губернатора Гагарина, о всем против даннаго тебе реестра подлинно, не маня никому, ниже посягая на кого, но как доброму и честному офицеру надлежит; между тем трудиться всеми мерами, освидетельствовать по сказкам помянутаго Гагарина и подполковника Бухгольца о золоте Иркетском, подлинно-ль оное есть и от кого он Гагарин сведал, тех людей сыскать также и других ведомцев (если сыщутся) и ехать с ними до тех крепостей: где посажены наши люди, о том разведав, стараться сколько возможно, дабы дойти до Зайсана озера»… Исполняя поручение «в газард» не входить, а действовать осторожно; расследовать, не встретится-ли рек, впадающих в Дарью или в Аральское море; розыскать как случилось, что контайшинцы отняли Ямышевскую крепость.

Затем, в разъяснение на некоторые вопросы, поставленные Лихаревым по поводу возложенного на него поручения, 31 генваря этого же года[14] состоялся сенатский указ, из коего видно, что с Лихаревым отправлены: два лекаря, с русскими учениками и лекарствами; Лихареву даны вообще большия полномочия, а относительно Гагарина приказано: «сказывать в городах Сибирской губернии, что он Гагарин плут и недоброй человек, и в Сибири уж ему губернатором не быть, а будет прислан на его место иной». Если на Гагарина будут подавать челобитныя – принимать и направлять в сенат.

Князь Гагарин повешен в Петербурге в 1721 г.[15]

Дело о злоупотреблениях князя Гагарина выяснило, что злоупотребления коренятся в несовершенстве местной администрации и это обстоятельство породило ту массу инструкций, положений, наказов, для руководства чинам административных учреждений, которыя были изданы Петром с 1719 года.

До чего доходила беззастенчивость местных властей в деле злоупотреблений, можно судить из указа от 4 апреля 1722 года[16] коим, повелено: за упуск арестантов из тюрем взыскать не с караульных только, а с дъяков и даже с судей, если они окажутся виновными, так как до сведения государя дошло, что дьяки выпускают колодников за взятки, а обвиняют караульных.

Сибирь в праве чваниться тем, что сибирския злоупотребления вызвали ряд Петровских указов о прекращении лихоимства. Еще во время производства следствия о злоупотреблениях князя Гагарина состоялись ниже помещаемые указы:

9 генваря 1720 года[17], коим повелевается никому не отговариваться неведением издаваемых указов, раз они опубликованы.

10 февраля 1720 года[18] приказано высылать в провинцию печатные указы, которые как в городах, так и в уездах объявлять в народе и возложено на священников читать эти указы в воскресные и праздничные дни в церквах.

В сенатском указе от 3 октября того же года[19], о рачительном сборе податей и о наказании за взятки, – указывается, чтоб впредь налоги собирать правильно, в сроки, не выжимая с населения поборов и лишних налогов; в принятых деньгах давать отписи; всем же лицам, которыя будут обижены сборщиками податей или воеводами, «бить челом сущею правдою», и если бы на жалобы их губернаторы и воеводы решения не сделали, то жаловаться в Камер-Коллегию. Виновные во взяточничестве угрожаются смертною казнью. Указ приказано разослать во все города и села и «попам читать в церквах по вся праздники и Воскресные дни для ведома прихожан».

21 мая[20] объявлено о наказании за взятки; в этом указе между прочим, изложено: «понеже многия лихоимства умножились…. о чем, многие, яко бы оправдая себя, говорят, что сие не заказано было…. И дабы впредь плутам…. невозможно было никакой отговорки сыскать: того ради запрещается всем чинам, которые у дела приставлены, великих и малых, духовных, военных, гражданских, политических, купецких, художественных и прочих, какое звание оные имеют, дабы не дерзали никаких посулов казенных и с народа собираемых денег брать торгом, подрядом и прочими вымыслы…. А кто дерзнет сие учинить, то весьма жестоко на теле наказан, всего имения лишен, шельмован, и из числа добрых людей извержен, или и смертию казнен будет…. И дабы неведением никто не отговаривался: всем у дел будучим, к сему указу приложить руки, а впредь, кто к которому делу приставлен будет, прикладывать, и в народе везде прибить печатные листы».

В июне этого же года[21], в разъяснение вышеприведенного майского указа, состоялся сенатский, в котором, между прочим требуется – чтоб уплатившие лишния пошлины за время с 1713 года, а также давшие взятки сборщикам – отписали бы об этом  в сенат. «И дабы оной Его Величества указ всегда был в исполнении, того в губерниях и провинциях везде смотреть накрепко, а для того публикования в народе, по приходским церквам  в Воскресные дни и в Господские праздники после литургии оные священникам читать, дабы о том всегда прихожанам всяких чинов людям, было всем ведомо».

Последние два указа вызвали появление жалоб на вымогательства и притеснения воевод. По крайней мере в Тобольскую Губернскую канцелярию в генваре 1722 года, калмыцкий князек Байгорок Табунов подал челобитную, с жалобою на то, что кузнецкий комендант Синявин, лет 8 тому назад, то есть в 1713 и в 1714 годах, захватил его силою, в то время когда он приехал в кыштымский улус, для сбора ясака на контайшу и отнял он 15 лисиц, 10 бобров, 11 выдр – всего в общем на сумму в 32 рубля; затем держал его в тюрьме 3 года и когда Байгорокова люди прослышав, что он будет освобожден, привели к нему из улуса 60 лошадей, то Синявин взял себе 5 лошадей[22].

Тот же Байгорок заявлял в челобитной, что комендант Борис Синявин ограбил ясак, собранный посланцем контайши Дюренгом, с хумяндцев, а через год затем ограбил еще ясак, собранный с шоров, посланцами контайши Манзу и Залесуном, а еще через год отнял 10 лошадей от контайшинова посланца Мергеня и Хашха и столько же у другаго посланца Номоя.

Разумеется комендант Синявин оправдывался в этих вымогательствах ссылками на то, что контайшины посланцы брали ясак на себя, да к тому же еще прежде уплаты двоеданцами ясака в государеву казну и, может быть, оправдался против обвинения в вымогательстве и взятках, но тем не менее самый факт жалобы на него Тобольскому губернатору подданного контайши доказывает, что поводы к жалобе были.

О том, насколько были велики злоупотребления в Сибири к концу царствования Петра, можно судить из указа Тобольскому надворному судье князю Семену Козловскому об искоренении злоупотреблений и безпорядков[23].

В указе изложено, что генерал-майор Геннинг (управлявший уральскими заводами) писал к кабинет – секретарю  Макарову, что в тамошних местах:

1-е…. «крестьяне разорены и бедны и доимки на них многое число, и нигде он не видал того, как там, такое разорение и никакой юстиции нет, иные судьи сами воруют».

2-е – которые (судьи) в его дистрикте, принужден он был сковать, для того: «многие крестьянския лошади себе принимали, воров отпущали без наказания, чтоб еще воровали, и никому суда нет заводским крестьянам, токмо волокита сверх договоров и смертных убийц у себя в домах держали и без наказания отпускали».

3-е – «земские коммисары, которым словом…. те так раззоряют, что можно смотреть, и слышать будто воеводы государевых крестьян владеют пуще своих подданных.

4-е – «без губернатора де в Тобольске всяк большой, и «великое смятение от каторжных, которые непрестанно на командиров кричат государевы слова…. и если сие не прекратить, то в отправлении дел великая остановка будет, для того, что командиры опасаются штрафовать плутов».

Далее идут разные указания о принятии мер. Указ подписан обер – секретарем Анисимом Масловым 16 сентября 1723 года.

Вышеприведенный указ вызвал распоряжения Тобольской канцелярии по всем городам провинции и сообщения в Енисейскую и Иркутскую провинции о прекращении злоупотреблений. Распоряжения эти в весьма резкой форме, судя по нижеприводимому образчику.

Указ его величества императора и самодержца всероссийского из Тобольской губернской канцелярии, в Туринск, коммисару Степану Казимирову[24]. – «Сего 1724 году, февраля 1 дня, в письме от артиллерии генерал-майора господина Геннинга ко мне писано: довольно известно, с каким прилежным радением и безпокойными трудами всемилостивейший наш император желает, чтоб все дела в Российской монархии добрым порядком шли, для пользы государственной, о чем уже многими его величества указами подтверждено, а сверх того зерцало, за собственною его величества рукою оригинал подписанный, котораго копии сюда присланы и по письмам его объявлено о здешних непорядках. И хотя всем известен экземпел, который учинен князю Гагарину, однако же здесь в Сибири не унимаются бездельники, а именно: от земских коммисаров лишние сборы собираются, а народу обиды чинятся, и судебные коммисары…. по слободам делают великия пакости и неправды, а хотя челобитныя и доношения на них от бедных людей есть, но никакого розыску и решения не чинится, а на кого бъют челом, те по воле ходят, и знатно, что потачка таким ворам от надворных судей. Тако-ж о учиненных обидах от солдат и от прочих, разсмотрения и резолюции не чинят и таких бездельников не арестуют, от чего пакости больше делаются; а коммисар Барготин своим подчиненным, также надворные судьи и магистрат своим подчиненным потакают». Затем, изложение распоряжений с приказанием рапортовать о том, что будет учинено.

Стало быть, за рассматриваемый период лихоимство в Сибири не только не ослабло, но пустило еще более широкие, раскидистые корни, потому что развитие местной администрации вызвало большое количество алчущих, которые, к тому же, рассеялись в крае и забрались в самыя отдаленныя места. В числе новых взимателей поборов видная роль выпала на долю судебных учреждений и в Полном Собрании Законов встречается масса указов, характеризующих деятельность этих учреждений.

Из февральскаго указа 1727 года[25], видно – несмотря на то, что Петр I выслал в Сибирь для занятия уездных должностей ниже воеводскаго звания, – людей по своему выбору, из царедворцев и офицеров, – лица эти, в Сибири, не улучшили положение дел, а напротив, вскоре сами поддались существующему режиму, и зарвались. Сибирский губернатор князь Долгоруков писал в Сенат: по донесению Тобольского надворного суда, указом из юстиц-коллегии, от 24 генваря 1725 года, приказано расследовать о действиях судебного коммисара краснослободского дистрикта, Матвея Головкова, обвиняющагося во взятках по 52 челобитным. При расследовании выяснилось, что он давал взятки судьям надворного суда: князю Мещерскому и Каратаеву, да кроме того дъяку и подъячим.

Засим, когда в силу указа юстиц-коллегии, от 5 августа 1725 года, стали расследовать о взяточничестве судей надворного суда, объявились еще новые взяточники, – судебные коммисары ялутаровского и ишимского дистриктов: – Димитрий  Петров и Лев Черкасов, который вымогал, пуская даже в ход пытки.

Сами судьи надворного суда, допрашивая беглых солдат, при розысках, «одному учинили смертную казнь».        

Выяснилось также, что с вершенных дел – пошлин нет, да  и сведений о том, сколько должно было поступить этих пошлин, за время с 1721 года, истребовать от коммисаров невозможно, обещают и не исполняют. По сведениям, доставленным из Березова, за время с 1723 года по 5 августа 1725 года пошлин не поступало; а в Пелыме на 1725 год показано приходом только 5 коп.

Ялуторовский коммисар, из шведских пленных Яков Александров «явился во многих взятках, в чем и вину приносит». В Окуневском дистрикте судебный коммисар Полстовалов освободил церковного вора, приведенного к нему с крадеными вещами.

В надворном суде судьи «чинят только волокиты и разорение»; они же учинили наказание старцу Флавиану, присланному для допроса по заявленному им государеву делу, били кнутом, не допрашивая его.

Такова картина деятельности судебных учреждений в Сибирской губернии, по характеристике самого губернатора, в первой четверти XVIII столетия. Эта характеристика оказывается верной и для последующего времени.

Указом от 1 июля 1730 года[26] вменяется судьям в обязанность вершать дела по «чистой совести и учиненной присяге, не смотря на лица сильных, и без богоненавистнаго лицемерия и злобы, и противных истине проклятых корыстей». Если же судьи будут вершать дела неправедно «или хотя волочить ради своего лакомства и несытства» – тех повелено «штрафовать по Государевым указам без всякия пощады…. дабы на то смотря, другие судьи того чинить не дерзали».

2 ноября 1730 года[27] повелено за неправильно вершенныя дела штрафовать не только членов суда, но и секретарей, всех по равной части, а если окажется, что секретарь учинил в деле подлог, – то «его наказывать по указам и по регламенту».

Эти подтверждения о решении дел по совести приносили, как видно, мало пользы, потому что 11 ноября 1731 года[28] повелено: из всех правительственных учреждений ежемесячно рапортовать в кабинет ея величества о положении челобитных дел, «для усмотрения безволокитнол оным» решения бывают. Распоряжение это распространялось также и на духовные суды. Этим же указом снова приказывается: «суд и расправу производить справедливую по порядку» и подтверждаются угрозы, за волокиту и неправду.

В декабре 1732 года[29] снова состоялся указ о честном и безволокитном вершении дел в судебных учреждениях. В указе, между прочим, сказано: «А ныне с немалым неудовольствием известие нам происходит, что в определенных, как в Резиденции Нашей, так в губерниях и провинциях и городах, в некоторых правлениях и судебных местах» – дела ведутся не так как надлежит по законам, а потому предписано вновь отпечатать и разослать «во все главныя и нижния правительства и суды» – указ Петра Великаго от 5 февраля (20 мая) 1724 года[30]), – «дабы всем, ведая оный указ, от таких Богу противных и безсовестных поступков остерегаться, и поступали во всем справедливо».

Вершение дел в судах, однако, не меняло своего установившагося характера да и не могло измениться, потому что все правительственныя распоряжения, клонившияся к водворению правды в судах, не находили вовсе или встречали малое сочувствие в высших судебных инстанциях, которыя и сами были не безгрешны. Так, 1 генваря 1737 года состоялся именной указ о наложении штрафов и взысканий на чиновников Сената и Юстиц-коллегии за неправильное решение дела княгини Кантемировой с пасынками ея.

1 апреля 1737 года[31] воспрещено судьям  и приказным вступать в подряды и откупа. Указ этот вызван непорядком в поступлении адмиралтейских доходов, отданных частью на откуп приказным людям.

Если судебные органы власти были неудовлетворительны, то не могли быть лучшими, сравнительно с ними, другия административныя учреждения, что и подтверждается многими указами, помещенными в Полном Собрании Законов.

8 ноября 1729 года[32] из коллегии иностранных дел предложено сибирскому вице-губернатору Болтину подтвердить иркутскому воеводе лейб-гвардии капитан-поручику Измайлову о том, чтоб «в пограничных городах с китайскою стороною» поступать во всем по силе трактатов; чтоб земские коммисары и пограничные коменданты иноземцев не притесняли, не грабили и разорения не чинили, «чтоб инако тех земцев не «озлобить и за границу не отогнать». В городские суды приказано направлять инородцев только в криминальных делах, а по всем прочим ведаться по своему обычаю по родам. Также приказать Измайлову непременно уплачивать жалованье толмачам и пограничным дозорщикам, которое им положено Саввою Владиславичем.

В мартовском указе 1732 года[33] о проверке  государственных расходов и приходов, как денежных, так и провиантских, за время до 1732 года, для взыскания с виновных всего недочета, между прочим, изложено: «и хотя по правам государственным положено фальшивым денежным, провиантским и прочим приходам и расходам счетов сочинителям не токмо жестокое наказание, но и смертную казнь чинить, однакож не взирая на то, паче же презирая страх Божий, и забыв свою верность и клятвенное обещание, многие при нынешних счетах являются в таком преступлении, и для единаго проклятаго лихоимства не токмо себя под такие жестокие розыски и наказания подвергают, но и души свои губят, желая ненасытной корысти, дабы не право в расход издержанных и за расходом остаточных денег и прочих казенных вещей не объявить». Далее в указе говорится, чтобы виновные в расхищении казенного добра повинились бы в этом и пополнили недостающее сразу или с разсрочкой и в таком случае они будут уволены от ответственности по указам, но это снисхождение оказывается только в отношении тех растрат, «которыя слабостью и понаровкою и коварством судейским и происком и хитростью таких должников» необнаружены еще с 1719 года и неизвестны высшей власти.

Этот указ дает основание прийти к тому заключению, что ни одна правительственная инстанция, состоявшая при государственных сборах, какого бы они рода не были, не выгорожена от обвинения в казнокрадстве.

Такой порядок дела в Сибири достигал, разумеется, наивысшего развития, что и подтверждается теми указами, в которых говорится исключительно о злоупотреблениях и хищениях сибирских. Из указа от 21 мая 1733 года[34] видно, что «в якутском ведомстве и на Камчатке, как от воевод, так и от посланных для сбора с ясашных людей ясаку, коммисаров и других сборщиков» – чинится как платеж, излишняго ясаку, так и от взяток многое разорение, наипаче ж «приметками своими жен и детей отнимают, и развозя перепродают». Для искоренения такой несправедливости, приказано отправить в те места «нарочных особливых честных людей» для розыска об упомянутых притеснениях ясашников и оповещено, что наиболее виновные будут казнены, а все излишне взятое ими от ясашников будет возвращено по принадлежности.

Всех инородцев, взятых насильно и не крещенных еще, – приказано возвратить в те места, откуда они взяты. Затем в указе объявлено, чтоб все виновные в излишних поборах с камчадалов возвратили бы таковое до розыску, в Якутске поручику, командированному туда из Иркутска, а в Камчатке, майору Павлуцкому, а когда прибудет майор Мерлин – то сему последнему.

С тех, кто повинится до розысков, взыскано не будет, но с тех, кто окажется виновным по разследованию, не только будет взято все их имущество, но они еще будут жестоко наказаны.

Этот указ приказано вывесить не только в Якутске и Охотске, но и в каждом зимовье и в каждой волости, «вкопав столбы и накрыв малою кровлею, прибить и хранить, чтоб всегда всем был известен»; а княжцам и старшинам повелено объявить чрез толмачей, чтоб они уплачивали только положенный ясак, ничего недоплачивая сборщикам.

Затем 9 июля 1736 года[35] состоялся именной указ о предании смертной казни иркутского вице-губернатора Жолобова «за разные его законопротивные поступки». Указ этот замечателен в том отношении, что он дает возможность судить образ действий чинов тогдашней администрации, обычном в Сибири вообще, в силу ея отдаленности от центра правительственной власти, а также и расчета на безнаказанность действий.

Из указа видно, что провинности Жолобова состояли в следующем:

1) С нерчинских обывателей казака Максима Белокопытова и посадского Алексея Судейкина, – обвинявшихся в важном преступлении, взял с обоих 792 рубля, косяк бархату, 27 тюней китайки, да парчу соломенку, – и за это, решив их дело своим судом, подверг только легкому взысканию и освободил. От этих же лиц попользовался и бывший при Жолобове протоколист Матвей Подрезов.

2) Ложно обвинял в важных преступлениях бывшего сибирского губернатора тайного советника Плещеева, бригадира Алексея Сухарева и секретаря Козьму Баженова. По делу выяснилось, что взвел на них обвинение по злобе за то, что попал под следствие.

3) Дружил с ссыльными и шельмованными людьми и когда был обвинен в государственном преступлении, то стал оговаривать других, ссылаясь на показания этих ссыльных и подозрительных людей.

4) Когда бригадир Сухарев, производивший следствие, отправил к Жолобову обер-офицеров, чтоб арестовать его, то Жолобов «в противность военному артикулу обнажил свою «шпагу и учинил противность».

5) С иркутского дворянина Ивана Литвинцева брал большия взятки, но когда Литвинцев объявил за ним важное дело «по второму пункту», то не только не отправил Литвинцева в сыскной приказ, но «онаго Литвинцева пытал собою».

6) При следствии выяснилось, что о некоторых важных делах Жолобов вовсе не доносил куда надлежит.

7) Кроме сего следственная коммисия выяснила виновность Жолобова еще во многих преступлениях: а) Многия брал с народа и с прочих лиц лихоимственныя взятки, деньгами, золотом, серебром. б) Взяв с ясачных большия взятки упустил ясачного сбора 8230 соболей. в) Многие товары привозил к себе тайно и отпускал их в Москву, запечатывая установленною для казенных товаров печатью. г) Якутских сборщиков, обвинявшихся в хищении казны, – отпустил, взяв с них взятки. д)  Установил на себя сбор припасов с крестьян и недавал казакам жалованье хлебом и деньгами. е) С Китайских перебежчиков взял не малое число верблюдов и лошадей, которых променял на товары в сумме на 4603 рубля и перебежчиков, вопреки договора, не передал китайским властям. ж) С нерчинского коммисара Лоншакова, неуплатившего в казну пошлин с товаров, а также и с других лиц, виновных в этом, брал взятки и освобождал  от преследования. з) За взятки давал отсрочки в уплате податей, отсрочки в паспортах и брал взятки с сборщиков ясака. и) Описанное в казну имущество сборщика Шестакова, в сумме на 805 рублей, обвиненного в вымогательстве, – возвратил за взятку. к) Забирал тунгузских зайсангов и шуленг в Нерчинск, отбирал от них указы, выданные из Нерчинской канцелярии и, взяв с них взятки, давал указы от себя; брал также взятки с тунгузских шаманов, которых пытал. л) Отбирал у одних земли и отдавал их под пашню другим «и за то брал с них взятки ж». м) Перебрал себе лишнее жалованье да и вообще злоупотреблениями нажил 34811 рубль. н) Не желал сознаваться в своих винах, пока не был уличен и поставлен в невозможность отпираться. о) Пытая двух человек, обвиненных без достаточных улик, «жег огнем», отчего один умер. п) Забрал от ясачных 30 душ детей, из коих 24 отобраны в Тобольск и 5 привезены в Москву. р) Ссыльного Ивана Злобина, своим распояржением определил канцеляристом и допустил к счетной части; за все время ни каких счетов не представлял, рапортов не посылал.

За изложенныя провинности, в назидание другим, повелено Жолобова казнить 1 июля и указ об его винах и казни «напечатать во всем государстве публиковать.

Были небезгрешны и таможенные чиновники. 22 ноября 1736 года[36] состоялся указ об обязательстве таможенных чиновников реверсом, что они не будут делать послаблений во взыскании с товаров пошлин.

Из указа от 1 февраля 1740 года[37], состоявшагося вследствие донесения иркутского вице-губернатора Ланга видно, что «таможенные  коммисары, ларечные и прочие, им при таможнях подчиненные, нигде в Сибири жалованья, ниже других позволительных доходов не имеют: – чего ради о правде в их поступках не без резона сомневаться можно; а наипаче, что большая часть таких людей с лучшим богатством от оной службы возвращаются, нежели имели, когда определились, а к Ея Императорскаго Величества лучшему интересу могли б ревность и радение показать» – еслиб получали жалованье.

Неаккуратно велась отчетная часть и в духовном ведомстве, потому что от 22 марта 1739 года[38] состоялся синодский указ об ежегодной поверке казначеев, коммисаров и прочих чинов, приставленных к счетной части, в архиерейских домах и в монастырях, и о неослабном взыскании с них всякого недочета.

Не лучше прочих оказалось и военное сословие. 31 декабря 1730 года[39] повелено, чтоб подушныя деньги на содержание войск, попрежнему, собирали офицеры, потому что трех-летний опыт доказал, что с возложением этого дела, в силу указа 1727 года, на губернаторов и воевод, «в уездах от воевод и от подъячих многие непорядки, и крестьянам тягости произошли…. коммисары  излишние и вымышленные сборы чинили и, приняв деньги, отписей не давали, а писали в доимку, многое в уездах, воровство и разбои и крестьянские побеги чинятся». Между тем некоторые из рекрутских приемщиков тоже не только брали, но и выжимали взятки, о чем упоминается чуть ли не в каждом указе о наборе рекрут. 29 декабря 1736 года[40] состоялся указ о нечинении, при  наборе рекрут и сборе лошадей, ни каких законопротивных проступков, и хотя в указе говорится только об управителях, но как сбор был возложен на штаб и обер-офицеров – то следует относить и к ним обвинение «в приметках от бездельной корысти». А указ от 7 сентября 1737 года[41] вполне убедительно доказывает, что действия офицеров, стоявших на полковых вечных квартирах, для сбора подушных, мало в чем отличались от приемов воевод и подъячих по части вымогательства денег. Хотя в указе говорится о провинности офицеров, учиненной в Европейской России, но так как они сосланы в Сибирь, и, вероятно тоже проделывалось и в Сибири, особенно в восточной ея части, отбывавшей в большинстве случаев повинности и рекрутчину деньгами, то не безполезно ознакомиться с содержанием указа. Капитаны: Владимирского драгунского полка Гаврила Алексеев и Коломенского полка Яков Возницын и бывшие при них капрал Никифоров и писарь Орлов «чинили многия продерзости, многих обывателей захватя безвинно за караулом держали и брали с них взятки и в такия дела вступали, которыя до них не принадлежали». По суду Алексеев подлежал к смертной казни, а Возницын вырезанию ноздрей и битью кнутом; но в уважение их продолжительной службы (с 1701 и с 1703 годов), а также участию в сражениях, – им смягчено наказание: – приказано лишить чинов, выбить нещадной кнутом и сослать в Сибирь. – Из имущества возвратить тем, с кого они брали взятки все взятое, а остатки передать их женам и детям. – Никифорова и Орлова бить перед полком нещадно плетьми и послать к Оренбургский гарнизон.

Наклонность давать и брать взятки была так велика в обществе и в народе, что солдаты и унтер-офицеры гвардии давали взятки ротным командирам, адъютантам и секретарям при разных случаях, напр., за право получить отпуск, быть произведенным в сержанты или унтер-офицеры, при производстве в офицеры в армейские полки и т. п. (Указ 15 декабря 1738 года)[42].

Для искоренения казнокрадства и принимания взяток, кроме карательных мер и денежных штрафов, правительство признало необходимость, между прочим, воспретить губернаторам и воеводам с товарищами вступать в откупа[43], которые отдаются в ратуши и в компании.

Характерен также указ от 25 августа 1740 года[44] в котором изложено: – Руководясь заботою о благе подданных, прежними указами, «для отвращения чинимых прежде обид, нападков, граблений, в покупке и закладе деревень, земель, людей и крестьян и в письме на оные купчих и закладных, також заемных крепостей и домашних писем» – воспрещено принимать участие и вмешиваться губернаторам и прочим управителям, секретарям и канцелярским служителям. Ныне же, в дополнение к прежде изданным указам, «дабы и чрез векселя взятков и подобных тому ж подлогов происходить не могло», – воспрещено «всем губернаторам и их товарищам и воеводам и городовым приказным служителям, кои будут у дел» ни с кого никаких векселей не брать, а желающим переводить деньги делать это чрез губернския и воеводския канцелярии и прочия судебныя места», по силе 2-й главы вексельного устава.

В Сибири положение дел было хуже чем где-либо в другом месте, что ясно выражено в указе от 12 генваря 1739 года[45] в котором изложено: «Известно Нам учинилось» – что во многих городах Сибири воеводами лица из низкого звания, даже из бывших холопов, испытывавших розыски и наказания, которые, разными происками добились своего настоящего звания, для того только, чтоб обогатиться и понятно, что от них нельзя ожидать доброго порядка в управлении. Вследствие этого повелено сенату выбрать кандидатов из «пожиточных и совестных людей», немедленно, и каждому из них, отдельно при отправлении напомнить об их обязанностях и взять  от них реверсы.

В указе от 27 августа 1740 года[46], коим повелено выбрать 6 кандидатов для выбора губернатора в Сибирь, на место Бутурлина, выражено: «а прежний губернатор Бутурлин, за старостью и слабостью здоровья своего, дел управлять не может; и понеже правительствующий сенат довольно известны, что оныя места весьма отдаленныя, к тому ж и в управлении дел от времени до времени разныя конфузии и непорядки произошли и от того в сборе казны… великий чинится ущерб, сверх того от лакомства тамошних городовых воевод и других управителей обыватели несносно претерпевают разорение, что по многим следственным делам явно показалось… – того для» надлежит выбрать человека, любящаго правосудие, честнаго, трудолюбиваго и богобоязненнаго, который бы мог охранять «бедных людей от обид и других насильственных причин».

Страницы

Предыдущая                  На главную                Следующая