ГЛАВА IV.

Меры для определения и укрепления южной границы Сибири. Сношение с киргизами. Острог на р. Каштак. Принятие подданства некоторыми киргизскими родами. Сношение с контайшею Эрдени Журыхта. Построение острогов: Абаканского, Бийского, Чусского. Заложение крепостей: Ямышевской, Семипалатной, Усть-Каменогорской. Построение Каинского пасса. Учреждение пограничных форпостов. Построение Тукинского острога. Острог при озере Косогол. Сношения с монголами. Сношения с Китаем. Содержание китайских посланцев. Посольство Измайлова. Учреждение комиссий для разбора пограничных дел. Посольство Саввы Владиславича. Буринский трактат. Назначение новых тайшей у бурят и выдача знамен 18 родам братских. Утверждение Буринского трактата. Построение слобод: Кяхты и Цурукайту и крепости Троицко-Савской. Наблюдение за границею. Возникновение пограничных беспорядков. Курьеры в Пекин с вестью о воцарении Анны Иоанновны. Поздравительное китайское посольство. Перебежчики в Россию из монголов. Высылка их за границу.

Так как заселение Сибири вызывалось не политическими соображениями, а было следствием стремления вольных людей к наживе, урегулированного отчасти мерами правительства, то весьма понятно, что в XVII столетии  не могло быть и речи об установление точно определенных границ Сибири с смежными народами. Когда же русское население стало осаживаться в крае и завязало торговыя отношения с башкирами, калмыками, монголами и китайцами, - то пограничный вопрос зародился сам собою, и правительство вынужденное охранять интересы уже устроившагося отчасти сибирского населения, стало заботиться как об определении, так и об укреплении своей южной границы.

Нерчинским договором в 1689 году, определена в общих чертах южная граница в восточной – за Енисейской – Сибири, но по отношению к границе нынешних Тобольской и Томской губерний не имелось даже и общих указаний.

В силу изложенного обстоятельства на южной окраине Западной Сибири обьявилось ненормальное положение дел: - образовались инородческие племена двоеданцев, то есть людей уплачивающих дань и русскому правительству и разным азиатским владельцам. Племена эти были киргизских родов.

Ненормальность такого положения дел обостряла отношения с пограничными азиатскими владельцами, что в свою очередь, вызывало частый обмен посланцами.

По договорам заключенным контайшею в конце XVII столетия, он обязывался побуждать киргизов быть в русском подданстве, но выполнял это, разумеется крайне слабо, ибо и сам получал дань с киргизских племен, кочевавших по границам с Томскою провинциею. Для поощрения контайши унять киргизов, в июле 1700 года[1] отправлен к нему из Томска толмач Афонька Кожевников. Кроме требований об усмирении киргизов делавших набеги на южные уезды Томской провинции, возврата ясака взятого войною, выдачи аманатов, он должен был еще просить послов контайши, чтобы «ясашных государских людей горныя порубежныя волости и камларскую волость отдали, по прежнему, великому государю в ясак, и впредь бы они в тех изменников ясашных людей вышеписанных волостей не вступались и к себя не принимали, и ясаку-б на себя… не сбирали».

Из объяснений, полученных Кожевниковым видно, что киргизы признавали острог Каштак, поставленный для прикрытия, завода, выстроенного греком Левандианом, стоящим на их а не на русской земле.

В конце того же года[2] киргизы учинили новое нападение на Кузнецкий уезд, собравшись в количестве 11500 человек и грозились брать города, если Каштак будет снесен. О сносе этого острога просили и служилые люди, потому что там «живучи, нужу и голод терпели великий а иные оцынжали и померли, а неприятельские люди живут от того острогу в собных ближних местах и из того острогу для дров и воды не выпускают», - приказано отправить посланцев к контайше Араптану, чтобы унять киргизов. Для переговоров о мире с киргизами и калмыками, 20 сентября 1701 года[3] отправлен десятник красноярских конных казаков, Роман Торгашин, с подъячим Куземкою Елисеевым, толмачем Самкою Лопаткиным и служилым Тимошкою Федоровым. Ему приказано было выехать из Красноярска в калмыцкую землю, к зайсану Аба, для приведения к шерти киргизских князцев Корчюна и Шорло, изъявивших желание принять русское подданство. Но кроме названных князцев шертовали и другие: князец Шорло Мергень обязался, с озерских и тубинских киштымов с 300 луков уплачивать ясак по соболю с человека в год.

Для держания в страхе инородцев проживавших по верхнему течению р. Енисея, приказано, в 1697 году, поставить острог на р. Абакане[4].

Для выполнения этого поручения был командирован Томский казачий голова Осип Качалов, в распоряжение которого приказано дать 300 красноярцев и отпустить 3000 четв. муки, 1000 пуд. крупы, 500 четв. толокна и 1000 пуд. соли и весь необходимый инструмент. Тогда же сделан вызов желающих служить в новом остроге из числа красноярских казаков и служилых людей. Но острог этот выстроить тогда не довелось, за невозможностью собрать потребное количество хлеба и к построению оного приступлено уже по принятию шерти киргизскими князьями, года через три, то есть в 1704 году, когда сын боярский, Иван Злобин, был командирован к киргизам для сбора ясака в 1703 году за  истекшие три года. По возвращении он донес, что киргизские киштымы просят поставить у них острог, «для обороны от иных землиц» и обязуются затем платить в казну по 6 соболей с каждого человека. Это обстоятельство побудило красноярского воеводу Ивана Мусина-Пушкина построить Абаканский острог Красноярскими людьми.

Острог этот выстроен в 1707 году[5]. По верхнему течению реки Енисея, с 1701 года существовал Караульный острог куда высылались на службу казаки из Красноярска.

В 1709 году[6] основан Бийский острог, для защиты населения южной части Томской губернии, от набегов калмыков. Острог этот разрушен в 1712 году, а затем калмыки не хотели дозволить его строить под тем предлогом, что он поставлен на их земле.

Для улажения дела был командирован к контайше Тарский казачий голова Иван Чередов в июне 1713 года[7]. В 1713 году по реке Оби, выше Томска, выстроен Чеусский острог, из которого впоследствии образовался город Колывань.

Переписка о границе с азиатскими владельцами не прекращалась. 20 июня 1713 года к контайше был командирован тарский казачий голова Иван Димитриев Черезов, чтобы доказать ему неосновательность притязаний на Барабинцев, давно принявших русское подданство и выяснить, что острог, построенный на стрелке между реками Бия и Катунь, выстроен на русской земле. При этом он должен был требовать, чтобы калмыки прекратили набеги на кузнецкий уезд.

Посольство это успеха не имело и из грамоты к калмыцкому контайше Эрдени Журыхте от 27 февраля 1715 года[8] видно, что контайша по прежнему признавал своими подданными барабинских татар и уплату ими ясака в Тару считая посягательством на его права и заявлял, что город, построенный на Катуни (Бийский острог) выстроен на его земле.

Царь Петр приказывал разъяснить контайше, что реки: Обь, Енисей и Лена, искони сибирския реки от гор, в коих они берут начало до самого моря. Земли, по ним лежащия – тоже царския земли, и если на оных Кочують разные посторонния люди – то царь это дозволяеть, потому что «в тех местах пустота и поселения не было».

Калмыки, однако, не унимались и продолжали враждебныя действия, усилившаяся к Ямышевскому озеру, в 1715 году[9], для построения крепости, которая могла бы служить опорным пунктом при производстве разведок о золоте по реке Дарье.

По отстройке Ямышевской крепости в 1715 году (10 ноября), Бухгольц, в апреле 1716 г., был осажден калмыками и затем отступил  к устью р. Оки, где и заложил в том же году Омскую крепость

Между тем о походе Бухгольца к Ямышевскому озеру для построения города был отправлен к контайше Эрдени Журыхте посланец: тарский сотники Василий Черезов, с письмом от губернатора Гагарина и с предложением царской милости, если он пожелает быть в послушании ему как и хан Аюка[10].

Нелады с калмыками способствовали сближению с киргизами и с 1716 года[11] установился частый обмен посланцев из Тобольска к Хане – хану и Абулхаир – хану, киргизским или казачей орды и от них к сибирскому губернатору князю Гагарину.

 При этом киргизы заявляли готовность жить в мире и согласии с русскими и воевать с контайшей калмыцким.

В этот период с 1716 до 1718 года в их распоряжении бывало по 30 000 воинов.

По поводу нападения, учиненного калмыцким зайсаном Чирин Дундуком на служилых людей, везших из Томска и Тары запасы для войска Бухгольца, в бытность оного у Ямышевского озера к контайше был отправлен, губернатором, боярский сын Алексей Маремьянов с запросом о причинах этого нападения, в том же 1716 году он был задержан контайшей и потому, в следующем году, с таковым же запросом, командирован Тобольский дворянин Григорий Вильянов, с подъячим Андреем Измайловым, толмачем Григорьевым и с несколькими драгунами и 2 служилыми татарами[12].

В 1917 году тарский сын боярский Павел Свиерский поставил Железнинскую крепость в 200 вер. От Семипалатинска и в 231 вер. От Ямышевской[13].

В 1718 году[14] основана Семипалатная крепость, главным образом для обеспечения безпрепятственной добычи соли из Ямышевского озера. Крепость эта получила свое название от 7 кирпичных зданий вошедших в состав крепости, которыя по сказаниям, были воздвигнуты Джунгарским ханом для лам. В этих Палатах найдены письмена на тунгусском языке о Ламайской вере.

В 1720 году[15] построена Усть-Каменогорская крепость на Иртыше, при  устье р. Ульбы, южнее Семипалатинска. В этом же году, гвардии майор Лихарев с отрядом в 440 чел. Сделал поиск на реке Черный Иртыш, где отразил нападение Джунгаров[16].

В 1721 году[17] повелено заселить Ямышевскую крепость и открыть при оной торг с джунгарами, Тибетом с китайскими городами.

В 1722 году[18] выстроен Каинский пас, для защиты барабинских татар от набегов киргизов и калмыков.

В декабре 1723 года, в енисейскую и Иркутскую провинцыальныя канцелярии сообщено, что государь приказал называть Екатеринбургом новую крепость, построенную в Угорской провинции на р. Исети генерал-майором Геннингом. Утверждено это наименование в сентябре 1723 года[19].

В 1728 году[20] состоялось распоряжение об укреплении сибирской и пермской границ, в видах обеспечения от нападения башкирцев. Для лучшего известия о приходе воровских партий, предписано выставить форпосты и устроить маяки с вышками, чтобы зажигая маяки, в случае надобности, давать тем знать жителям  об опасности.

Успокоилась граница с принятием подданства киргиз кайсаками и алтайскими калмыками в 1740 году, по усмирении башкиров генерал-майором Соймоновым.

В 1709 году[21] выстроен Тупкинский острог, при устье р. Тупки. Около острога вскоре устроилось селение, которое осталось на месте и после, перенесения острога изь долины на косогор, состоявшегося в 1719 году, в силу распоряжения сибирского губернатора князя Гагарина.

В 1716 году[22] иркутскому коменданту Ермолаю Прокофьевичу Любавскому приказано построить город или острог, при озере Косогол, из которого вытекает р. Селенга. Наряд людей для постройки приказано сделать или из Байкальского култука или из Тупкинского острога, по усмотрению, и составить чертеж пространства между: Косоголом, Култуком и Тупкой. В 1717 году[23] иркутский комендант Лаврентий Родионович Ракитин получил категорическое предписание выехать из Иркутска самому, для осмотра местности при Косоголе, «без отлогательства» и построить острог, хотя небольшой на первое время и приказать людям, если мунгалы будут сбивать их с того, «места, то бы сидели в осаде, а отнюдь бы той крепости на отдавали; а если отдадут, то будут казнены смертию». И людей послать нарочитых и не разглася построить в скорости хотя и малую крепость… Зело то надобно его царскому величеству.

Сношения с монголами установились после установления торговых дел с китайцами и застроения Абаканского острога.

Абаканский острог, поставленный в земле калмыцких киштымов, с целью охраны десарцев, моторцев, тубинцев от набегов киргизов, послужил поводом в частной отправке посланцев к монголам, для решения пограничных недоразумений. Так в сентябре 1720 года[24], по указу государя, распоряжением Красноярскаго коменданта Димитрия Борисовича Зубова, командирован за Саянский камень, в мунгалы, к владельцу Гунбеку, боярский сын Тимофей Ермолаев с служилыми людьми: Соловьевым, Лапенским, Ярославцевым, Ананьиным, толмачем Селенгою и с писцами: Бесяниным, Песеговым и Смольяниновым. Ему велено вернуть из Монголии бежавших из-под Абаканского острогу пайбальских иноземцев: Аргамяка и Шуруктея «с товарищами в 30 луках»[25] поселившихся за Саянским камнем у Жабыдаргии. Ермолаева монголы не допустили до Гунбека, но когда он грозил, что неотдача людей может повлечь за собою войну, то ему возвратили 25 луков, а об остальных сказали, что Гунбек спишется с государем.

При допросе бежавшие показали: до них дошла весть о том, что их хотят крестить «и они де от того бежали».

По отношению к китайским посланникам правительство наше проявляло большое внимание. Так, в 1712 году[26] декабря 8, Енисейскому коменданту Колтовскому было приказано доставлять все припасы, вино и выдать 500 р. деньгами, по требованию подполковника Прокофия Ступина командированного из Тобольска на встречу китайским посланцам, отправленным через Сибирь, к калмыцкому хану Аюке. Предписано «смотреть накрепко, чтоб посланные китайские были во всем довольны подводами и судами и на судах работными людьми… и також для караулу служилых людей».

Между тем посольство это имело целью подбить Аюку, кочевавшего на Волге к войне с контайшей, который в это время дружил России.

Аюка отказался воевать[27], сославшись на то, что это зависит от воли государя на верность которому он присягал.

Не успев подбить Аюку к войне, послы отправились с Волги в Тобольск, откуда для сопровождения их к Селенгинскую, в 1715 году[28] в феврале месяце командирован майор Иван Синицкий с 20 драгунами. В наказе ему данном, рукою губернатора приписано: «всеконечно смотреть того накрепко, чтобы ни от кого людей его царского величества им бесчестия нигде не было, и чтоб везде им было давано противу указу, и сверх указу тебе брать для их от города до города по 20 ведер вина, но точию смотреть, чтобы драгуны отнюдь не пили в той посылке».

Эти 20 ведер приказано выдавать в городах: Тобольске, Сургуте, Нарыме, Томске, Енисейске и Иркутске.

Для безостановочного и удобного проезда и для своевременного заготовления кормов, были оповещены коменданты городов: Сургута, Нарыма, Кетска, Енисейска, Илимска, Иркутска и Селенгинска, конечного пункта, куда надлежало доставить посланцев.

На корм им положено, по указу государя 1713 года, по расчету на 10 дней.

20 драгунам приказано давать корму: по семи гривен на месяц человеку, за все время пребывания их в командировке.

Частная посылка торговых караванов в Пекин, досаждала китайцам и в 1717 году[29] китайский трибунал написал сибирскому губернатору, чтобы впредь русское купечество приезжало в Пекин по прошествии нескольких лет. Не зная этого извещения, Ландрат иркутский Степан Ракитин отправил в 1718 году с караваном торговым комиссара Истопникова. В Пекине на этот караван взглянули подозрительно предположив, что он имеет какую-либо политическую миссию и отписали иркутскому губернатору, чтобы впредь торговых караванов не присылать, а желающим вести торговлю производить таковую в Селенгинске, куда будут приезжать китайские купцы.

Чтобы устранить возникшее недоразумение и стеснение торговли Петр счел нужным отправить в Пекин посольство. Для этой цели он избрал капитана преображенского полка Льва Измайлова, облекши его чином чрезвычайного посла. Свиту его составили: 2 секретаря: Лоренц Ланг и Иван Глазунов, переводчик, подьячий, лекарь Бель, 2 геометра: Валуев и Игнатьев, гвардии унтер-офицер князь Засекин, с 3 солдатами и священник[30].

Измайлов выехал из Иркутска 25 мая 1720 года и по прибытии в Селенгинск отправил к пограничному монгольскому начальнику Тушету-хану унтер офицера Засекина, для предварения о встрече. В Селенгинске он прожил более 3 месяцев в ожидании ответа из Пекина и прибыл в столицу Китая 18 ноября «с великою церемониею, при игрании на трубах, с боем литаврным и с обнаженными палашами».  Ему дозволено было прибыть со свитою в 90 человек.

Посольство Измайлова надо признать неудавшимся, хотя ему довелось оставить в Пекине агента Ланга  и добиться пропуска в Китай каравана, оставшегося в Селенгинске, Он вернулся в Москву 13 января 1722 года[31].

Главным поводом к неудаче посольства Измайлова было то, что русския власти не возвращали перебежчиков из Китая монголов Табунитского рода более 700 человек.

О возврате этих людей китайцы сильно хлопотали и кроме требования от Измайлова, чтобы от отправил нарочного из Пекина к Иркутскому воеводе, трибунал отправил в апреле 1721 года, дзаргучея Чанчу с 60 человеками в Селенгинск; в январе 1722 года для той же цели командировать в Селенгинск дзаргучей Люшембо с 34 человеками; в августе выслан дзаргучей  Тулишин с 38 человеками; в декабре дзаргучей Норой с 40 человеками; в сентябре 1723 года мандарины Чемфоба и Наик, а в феврале 1724 года мандарин Поисук[32].

Требование этих перебежчиков не могло быть выполнено в полном объеме, потому что все они, за исключением 11 мужчин и 5 женщин, как выяснено разбором дела были приписаны раньше к Селенгинску и состояли в ясашном платеже. Для разъяснения этого дела командирован из Тобольска в Селенгинск и «первостатейный из дворян « Степан Феофилов, с тем чтобы о результате разбора сообщить агенту Лангу в Пекин. Но Ланга выслали из Пекина в июле 1722 года с караваном Истопникова и он остался в Селенгинске в ожидании дальнейших распоряжений.

Недовольство китайского трибунала выразилось еще и в другой форме: - пограничныя китайския власти, получив приказание недопускать на границе торговли русских людей, поняли это запрещение широко и «бывшие на тот случай в Урге из Селенгинска и других городов купцы – ограблены, биты и с бесчестьем выгнаны, так что не успели товаров своих запродать и долгов на мунгальцах собрать». Дворянину Василию Фирсову, командированному из Селенгинска для узнания поводов такового насилия – отвечено, что делается это за неотдачу 700 перебежчиков.

К концу царствования Петра I недоразумения с Китаем развились до высокой степени, чему особенно сильно содействовало то обстоятельство, что Россия стала давать убежище джунгарам. В последние годы царствования богдыхана Капсия, Китай вел войну с джунгарами и в августе 1722 года, 14 пленных джунгаров успели бежать из Китая и пробирались к контайше через Забайкалье. У озера Байкала они были задержаны Тунгусами и доставлены в Иркутск. Китайския власти проведав об этом, потребовали их выдачи, но получили отказ от воеводы Полуэктова, который не видел пленников и тогда, когда к нему прибыл дзаргучей Нерске-хан со свитою в 17 человек[33].

Для разбора жалоб китайских властей на купцов, «в монгольскую землю непорядочно приезжающих» был выслан в Ургу боярский сын Никифор Игумнов. (Он умер в 1724 году и пост этот более не замещался).

Чтобы покончить с вопросом о перебежчиках и с разными пограничными дрязгами в 1724 году[34] образована пограничная комиссия, в которую секретарями назначены: Ланг и Глазунов, бывшие в посольстве Измайлова. А для охраны пограничных мест отправлен за Байкал подполковник Бухгольц с 1000 пеших и с 1000 конных солдат. Он прибыл в Селенгинск в марте 1727 году и в мае, приступил к постройке Петропавловской крепости на стрелке, при впадении Чикоя в Селенгу[35].

Дворянин Фефилов покончил свою работу в феврале 1727 года и выяснил, что из всего числа перебежчиков не русскими подданными оказались 26 монголов и 58 лам тунгусских. А как в это время прибыл в Селенгинск с требованием возврата перебежчиков мандарин Понсук то люди эти и были ему переданы.

Этот оборот дел порадовал китайцев и трибунал выслал 2-х министров, из коих один, Чунь-Околдай был двоюродным братом богдыхана, для участия в комиссии.

По восшествии на престол, Екатерина I рескриптом на имя Ланга, от 3 марта 1725 года, повелела ему отписать в Китай о кончине императора Петра I и своем восшествии и сообщить, что вслед за сим, для «вящаго засвидетельствования взаимной между обоими государствами приязни, для разграничения земель» и для улажения всех пограничных недоразумений будет отправлен в Пекин полномочный посол.

Таковым послом назначен и отправлен, в силу указа от 5 июля 1725  года[36] граф иллирийский Савва Владиславич. Ему даны обширные инструкции от сената и от камер-коллегии[37], даны деньги для поднесения подарков богдыхану; составлена внушительная свита и придано войско, как веское доказательство готовности настойчиво вести дело. В свите его участвовали: секретарь Иван Глазунов, переводчик Иван Крушали, дъяк Никифор Кондратьев, подьячие: Иван Соловьев и Степан Писарев; ученики для обучения манджурскому языку: Лука Войейков и Степан Яблонцев, лекарь Бюрг, священник, да для чести посольства, гвардии подпоручик Иван Павлов и капральство гренадер. К посольству должен был присоединиться Лоренц Ланг; да для разграничения земель Степан Колычев, стольник Власов и секретарь Семен Кареев. Из военной коллегии приданы: кондуктор князь Голыгин (умер дорогой) и геодезисты Михаил Зиновьев и Иван Балуев[38].

По прибытии в Иркутск 5 апреля 1726 года, он узнал, что казенный караван пропущен только в Ургу, в количестве 300 телег; затем в июне пришло известие, что в российские пределы прибыло до 1000 джунгаров, из числа бывших в плену и что их примеру готовы подражать монголы. Ободренный этим известием, он в августе прибыл в Селенгинск и отправил на реку Буру, к китайским министрам, капитана Миклашевского, для поднесения подарков и для заготовления для него подвод.

Свидание с министрами нельзя признать удовлетворительным, посол ничего не добился. С Буры он донес между прочим (указ от 30 декабря 1726 года[39], что Сибирь изобильна и богата во всяком смысле, но чрезвычайно мало населена «наипаче… от глупости прежних управителей и от непорядков пограничных, что от нерачения ни одного в Сибири крепкого города, ниже крепости нет… Селенгинск ни город, ни село, ни деревня… в оном только 250 дворов и стоит на месте ни к чему годном».

« сентября посол выехал с р. Буры в Пекин, где был принят с большим почетом. Для разрешения вопросов, им возбужденных, богдыхан назначил в конференцию трех министров из приказов: разряднаго, посольскаго и военнаго. Совещания длились 7 месяцев; разсмотрено 20 проектов, составленных нашим послом, все они забракованы. На требования китайских уполномоченных об установлении границею р. Ангары, посол не мог согласиться и остался непреклонным не смотря на угрозы и даже на лишения, которым его подвергали: ему и свите давали пить соленую воду»[40].

Прощальная аудиенция состоялась 2 апреля 1727 года, и в этот день он был обнадежен обещанием богдыхана пропустить караван, как только разрешится вопрос о границе.

Из Пекина посол выехал 23 апреля и с дороги выслал вперед секретаря Глазунова, чтобы распорядиться относительно устройства встречи ему на границе. Встреча эта состоялась на р. Буре, в 100 верстах от Селенгинска. Кроме пограничного комиссара Колычева и секретаря Глазунова он был встречен ротою драгун, 400 братских и многими русскими служилыми людьми, всего в общем 795 человеками. Благодаря этому обстоятельству, посланник, несмотря на желание китайских уполномоченных располагавших стать на русской земле, устроился лагерем на р. Буре, отправив свой багаж в Селенгинск.

Конференция собиралась 23 и 27 июня, 6 и 10 июля и 4,6,11 и 16 августа. Все эти совещания были очень бурны и едва не дошло до разрыва, вследствие несообразных требований одного из членов комиссии, дяди богдыхана, графа Лонготу, который, впрочем, по жалобе прочих членов, а также пограничных монголов, был вытребован в Пекин, куда и отвезен под стражею 8 августа[41]. Оставшиеся три китайских уполномоченных сделались уступчивее и перемещение Тобольского гарнизонного полка на самую границу посодействовало окончанию совещаний.

Буринский договор состоялся 20 августа 1727 года[42].

Для точного определения границы назначены: стольник Колычев и Дариамба Бесыга – в правую сторону, то есть к западу от места совещаний, – а секретарь Глазунов с мандаринами Хубиту, Каянтаем – в левую, то есть к востоку. Разменныя письма об установлении границы состоялись относительно западной части границы – 27 октября 1727 года[43], а относительно восточной части 12 октября того же года[44].

В разменном письме, определяющем границу Забайкалья, изложено: запись эта составлена между секретарем посольства Иваном Глазуновым и верховными стольниками срединной империи Хубиту и Хоровань Каянтаем, вследствие мирного договора, заключенного уполномоченными министрами обоих государств, на р. Буре, 20 августа 1727 года, граница определена: - от Бургутейской крайней южной сопки, мимо китайских караулов: Киранского, Чиктая, Ара Кудюры до Архадаинь – Усу, по р. Чикою. Всего на этом протяжении 10 маяков. Затем от пограничного маяка на р. Чикое на Убурь – Хадаинь – Усу и далее до Цагань – Ола поставлено 48 маяков. От Цагань – Ола до р. Аргуни поставлено 5 маяков.

В каждом маяке зарыто в землю описание оного на русском и монгольском языках.

Всего на протяжении границы Забайкалья, в районе  нынешнего 1 военного отдела Забайкальского казачьего войска, поставлено 18 маяков, а по границе района 2, военного отдела приходится 45 маяков[45].

Против учрежденных маяков назначены караулы: до р. Чикоя – от бурятских родов: Цонголова, Ашехабасцкаго и Табунутскаго с добавком в 5 маяках трех служивых из дер. На правом берегу Чикоя, населенной кузнецами.

Против маяков от среднего течения р. Чикоя, до Бальджиканскаго маяка караул возложен на 11 родов хоринских бурят.

Против маяков от Бальджиканскаго, до стоящего по р. Гирбили, - караул возложен на тунгусов Сарадульскаго рода. Далее при пяти маяках караул назначен от тунгусов Сартельского рода.

Караул на 30-й маяк назначен от Цамцагинского рода тунгусов.

Караулы на следующих пяти маяках назначен  от Почегамского рода тунгусов.

Затем наблюдение за пятью маяками возложено на тунгусов Ульзуцкого рода.

Караулы по следующим 5-ти маякам выставлялись от Огунова рода.

Караулы к маякам в степи назначены от Баликагирского рода тунгусов, Уляцкого, Номяцкого, Челигирского, Долоцкого и Конурского родов. Последние роды тунгусов должны были наблюдать р. Аргунь вниз по течению до перевоза против сопки Хауласту; тут же учрежден караул от нерчинских служилых людей, с пятидесятником Дмитрием Мыльниковым, в том месте, которое назначено для пограничного купечества, то есть в Цурухайту.

Указ об учреждении торговой слободы в Цурухайту состоялся 17 мая 1728 года[46] и изложен так: «Российской империи аргунских серебряных заводов комиссар Тимофей Бурцев да толмач Алексей Третьяков и Срединнаго Государства главнаго чина стольника Хубиту. Российской Империи тайнаго советника и кавалера и чрезвычайнаго посланника и полномочнаго министра иллирийскаго графа Саввы Владиславича. Срединнаго Государства хана и министров, с согласия их положеннаго приказа; обоих империй купецким людям быть для купечества месту, обще усмотрели Гана реки и Аргуни реки в стрелке на полуденной стороне нуку дабы назначили место Срединнаго Государства купецким людям строится, положили и установили: у Аргуни реки на правом берегу на Цурухайтуйском на нижнем мысу положено место Российской Империи купецким людям строиться, положили и установили: и для того сие уверительное письмо дали за своими руками».

Второе разменное письмо состоялось по соглашению комнатного стольника, пограничных дел комиссара Степана Андреевича Колычева, с стольником Срединной Империи: Дариамбою Бесыгою Тусулакчием, Тушимелем Пуфуем и Деш Зергенем Араптаном. Граница определена так: от Кяхты до Орогойту, - пересечь р. Селенгу на Булесоту – Ола, далее на Янхорь – Ола, Хойгорь, через Богосуль – Ама на Гунзань – Ола, на сопку Мерцель, пересечь р. Зилтуру на Хутугайту – Ола, затем на р. Бурхольд, Удынь – Дзоинь, через р.р. Купуратая, Цежа, Модункула, Бурула до вершины Богуту – Дабагай: далее на Косыникту Дабага, на Чубри – Дабага, Нухуту – Дабага, Таргинь – Тайга, пересекши р. Усь на Хонинь – Дабага и Шабань – Дабага. – Всего 24 маяка или знака.

Для наблюдения за маяками назначены караулы:

Против первых двух определен караул Цонголова рода бурят.

Караулы при следующих трех маяках от селенгенских служивых людей под начальством Ивана Фролова и от бурят  Атаганова рода.

Следующие три караула, до р. Убур-Холод, - выставлялись от бурят Сартахова рода.

Далее на маяки между р.р. Убурь-Холод и Косыникту – караулы возложены на бурят иркутскаго ведомства, родов: Тураева, Хоржутского, Зеихтаева и Соецкого.

Караулы при маяках между р.р. Ура и Бедикель возложены на ясачных иноземцев Удинского острога, Енисейской провинции.

На следующих четырех Маяках караулы назначены от ясачных иноземцев красноярскаго воеводства.

Далее караул возложен на ясачных иноземцев кузнецкаго ведомства, на Билтирский и Цагайский роды. Окончание последняго знака возложено на кузнецкаго служителя Василия Кузнецова, о чем и написано Кузнецкому управителю 24 ноября 1727 года.

14 июля 1727 года[47] объявлен генеральный трактат между Россиею и Китаем, по которому установлена граница как выше указано; установлена свободная торговля, с допуском в Китай одного каравана в три года раз, в составе не свыше 200 купцов; устраиваются на границе два торговых пункта: в Нинкове (Нерчинске) и на Селенгинской Кяхте. Учрежден консул в Пекине; там же утверждена русская церковь и при ней школа из 4-х учеников для обучения китайскому языку.

Для беспрепятственного проезда в Китай учреждены паспорта, за печатью сената, или тобольского губернатора. Утверждены правила о выдаче перебежчиков и о наказании людей на чужой стороне, за провинности, по законам страны. Определены правила относительно пропуска послов и договор закончен так: «Инструмент обновления мира между обеими империями с обеих сторон тако: посол российский, иллирийский граф Савва Владиславич, на русском и латинском языках написанной за своею рукою и печатью закрепленной, вручил китайского государства вельможам к сохранению; а китайские вельможи на манчжурском, российском и латинском языках написаны равным образом за своим подписанием и укреплением печати, вручили российскому послу, иллирийскому графу Савве Владиславичу на хранение. Сего жь инструмента экземпляры печати преданы, чтоб ведомо было о сем деле, лета 1727 месяца октября 21 дня, а Петра Втораго Всероссийского императора и прочая, и прочая, и прочая, государствования первого года разменен на Кяхте июля 14 дня 1728 года».

Селенгинская крепость, к постройке которой надлежало приступить в 1727 году, ко дню подписания договора еще не была достроена, что видно из указа от 17 июля 1728 года[48], в коем изложено: посланного поручика Аврама Петрова для строения на китайской границе по чертежу крепости, ежели он в Тобольск прибудет, то послать по прежнему в то место, где он был, и велеть ему по прежде определенному чертежу крепость строить».

В бытность в Селенгенске, отправив в Пекин казенный караван, с агентом Лангом и комиссаром Молоковым Савва Владиславич узнал о вступлении на престол императора Петра II и стал приводить местное население к присяге, на что употребил целый месяц.

Из Селенгинска он, между прочим писал о необходимости иметь в Селенгинске и Нерчинске небольшия печати с российским гербом, о относительно братских доносил, что в бытность в Нерчинске посла Головина их было очень мало, а «ныне умножаются, служат верою России, не уступая природным россиянам; своим оружием и кочеваньем границу распространили… прикрытием границ и разъездами служили без жалованья с добрым сердцем и учтивостью…».

В вознаграждение за услуги, оказаныя братскими, которых при нем было 18 родов, подчиненных одному княжцу Лужаку, назначенному еще Головиным, он просил назначить еще двух тайшей. В силу этого представления 4 июля 1729 года[49] постановлением верховного тайного совета определено дать патенты зайсанам: гуцуевского рода - Шабаю, сортолова рода – Хулкицп и цонголова рода – Лапцаку; патенты вручены названным лицам Бухгольцем 27 сентября того же года. С этого же времени иркутские воеводы стали производить братских в тайши, зайсанги, муленги и есаулы.

В марте 1728 года[50] 18 родам селенгинских и нерчинских бурят «за прилежность» выданы знамена.

Утверждение договора богдыханом замедлилось в одобренный им трактат выслан в Кяхту только к июню 1728 года, вследствие чего размен трактатов произведен на границе 15 июня.

Для размена трактатами Савва Владиславич со свитою и войсками прибыл на р. Кяхту 12 июня и тогда же согласился с китайскими уполномоченными о совершении размена на 14 число в русском лагере. Размен происходил следующим образом: Вставшим со своих мест трем китайским министрам, посланник стоя, вручил трактат, на русском и латинском языках, передавая оный старшему из них Цырень – Ввау, а сей последний, в то же время, вручил посланнику трактаты на манчжурском, латинском и русском языках, присланные из Пекина за ханскою печатью и министерскою прописью. Потом они кланялись друг другу и, обнимаясь, говорили: «даруй, боже, обоим императорам здравие и благополучие подданным радость и вечный мир слова эти повторялись всеми присутствующими начальниками и офицерами обеих сторон. Затем шло подчеванье вином и обедом»[51].

Генеральный трактат между Россиею и Китаем объявлен 14 июля 1728 года[52]. В силу этого трактата граница установлена как выше указано; введена свободная торговля, с допуском в Китай одного каравана в три года раз, в составе не свыше 200 купцов, положено учредить на границе два торговых пункта: в Нинково (Нерчинске) и на Кяхте. Учреждено консульство в Пекине, там же договорено построить русскую церковь и при ней открыть школу для 4-х китайского и манджурского языков. Для беспрепятственного проезда в Китай утверждены паспорта за печатью сената или Тобольского губернатора. Утверждены правила о выдаче перебежчиков, о наказании людей в чужой  стороне за провинности и определены правила относительно пропуска послов.

На другой день после размена трактатов, Савва Владиславич и китайские уполномоченные относительно выбора места для постройки кяхтинской торговой слободы; условились относительно порядка осмотра пограничных маяков и определили: русских купцов, находящихся в городах Урге и Науне, перевести в Кяхту и Цурухайту.

Выбор места для торговой слободы в Нерчинском округе был возложен на комиссара нерчинских серебряных заводов Бурцова и на мандарина Хубиту. В Указе от 17 мая 1728 года[53] о выборе этого пункта изложено так: «Российской Империи Аргунских серебряных заводов комиссар Тимофей Бурцев, да толмач Алексей Третьяков и Срединнаго государства главного чина стольник Хубиту. Российской империи тайного советника и кавалера и чрезвычайнаго посланника и полномочнаго министра иллирийского графа Саввы Владиславича. Срединнаго государства хана и министров с согласия их положенного приказа; обеих империй купецким людям быть для купечества месту, обще усмотрели Гана реки и Аргуни реки в стрелке на полуденной стороне Куку дабы назначили место Срединного государства купецким людям строиться, положили и установили: у Аргуни реки на правом берегу на Цурухайтуйском на нижнем мысу положено место Российской Империи купецким людям строиться, положили и установили; и для того сие уверительное письмо дали за своими руками».

Выбрав место для постройки Кяхтинской слободы, китайские министры, 18 июля, выехали в Ургу, а Савва Владиславич еще остался на р. Кяхте, для осмотра работ в Новотроицкой крепости, заложенной в Троицын день 1727 года, на месте прежде бывшего Барсуковского зимовья, в которой он уступая просьбе пограничных жителей, основал деревянную церковь во имя св. троицы, с приделом св. Саввы Сербскаго: в эту церковь он передал всю утварь походной своей церкви и назначил священника с причетниками из посольского монастыря, а 29 января 1729 года, по возвращении в Москву, выслал в помянутую церковь 5 колоколов[54].

В 4 верстах от Новотроицкой крепости (ныне Троицкосавское) на самой границе на Кяхте же, он заложил торговую слободу, возложив построение оной на 350 солдат тобольского гарнизонного полка, и для разбора мелких ссор между пограничными купцами назначил капитана Княгинкина с дворянином Алексеем Третьяковым, придав ему капральство солдат. Для построения Цурухайтуевской слободы назначил капитана Шкадера и с ним капральство солдат.

Наблюдение за границею возложил: - к востоку от Кяхты – на селенгинского дворянина Григория Фирсова, а к западу на иркутского боярского сына Анисима Михнева. Общее же заведывание всеми пограничными делами поручено полковнику Ивану Дмитриевичу Бухгольцу.

О всех этих распоряжениях он сообщил пограничным китайским властям.

Засим 20 июня Савва Владиславич Прибыл в Селенгинск, где успели посодействовать составлению ландкарты пограничной местности, и, раздать 20 бурятским родам знамена, тем укрепил их верность в службе государю; 3 июля он отбыл в Иркутск, куда прибыв 14 отправил оттуда в Пекин Антония Платковского, с священником Иваном Филимоновым и иеродиаконом Иосафам и с ними, в добавок к отправленным, еще 3 учеников: Шульгина, Пономарева и Россихина.

В 1729 году Бухгольц донес в коллегию иностранных дел, что торг с китайскими на Кяхте, в Троицкой слободе, уже открыт, «а в Цурухайтуйской слободе, для трудной и дальной поставки лесу, почти еще не начато строение, кроме поставленных 7 изб, ибо китайцы за неспособностью места, не токмо не помышляют там строится, но и не желают производить купечество».

С возвращения из Пекина казенного каравана (он вернулся на реку Чиной 4 октября 1728 г.), настроение пограничных селенгинских монголов круто изменилось, - вместо прежней дружбы они стали проявлять враждебныя чувства и начали сильно обижать пограничное население, русских и братских людей, угоняя скот и звероловствую в русских владениях. Представления полковника Бухгольца о прекращении этих беспорядков оставлялись без внимания, но официальныя отношения между обеими державами были хороши и китайский богдыхан вознамерился поздравить императора Петра II с восшествием на престол, с предварительным извещением об этом был прислан в Селенгинск, в 1729 году, заручей Сонот, который передал Бухгольцу лист от китайского трибунала к Российскому сенату; в листе этом трибунал уведомлял: с получением печатей, высланных Саввой Владиславичем; об отправлении посольства к Российскому двору и к Торгоутским калмыкам и о мирном производстве торговли на Кяхте[55]. Ответ сената на этот лист последовал от 23 октября того же года, в котором сообщалось трибуналу, что посольство будет принято по получении сведения о численности свиты оного. 31 числа того же месяца назначен к отправлению в Селенгинск, для встречи посольства, титулярный советник Глазунов, с приказанием проводить послов с подобающею честью и пушечною пальбою в городах: Селенгинск, Иркутск и Тобольск и по прибытии в сей последний город задержать посольство к калмыкам.

Хотя Глазунов и спешил но китайским послам пришлось долго ожидать его в Кяхте, куда они прибыли 11 августа ожидание их так тяготило, что они собирались уже ехать обратно в Пекин, когда получено известие о выезде пристава, назначенного для их сопровождения. 6 февраля 1730 года они были приняты в Селенгинске с большою почестью, при 10 пушечных выстрелах. 3 марта прибыл в Селенгинск Глазунов, выехавший из Москвы 16 декабря. Из Селенгинска посольство это отправилось 31 мая, водою, на 7 дощаниках, и прибыло в Москву в январе 1731 года.

Во время переезда послов по р. Селенге, они узнали, частно, о смерти Императора и передали Глазунову, что если он не сообщит им об этом официально, - то они могут продолжать путь; и как Глазунов получил приказание скрыть от послов о смерти Петра II, то он разумеется, был рад такой развязке и посольство продолжало свое путешествие.

Для уведомления трибунала о смерти Петра II и о принятии  самодержавия императрицею Анною Иоановною отправлен курьер, солдат Афонасий Соловьев и толмач Семен Кряжев[56], коим вручены две грамоты подписанныя 14 августа 1731 г.; в одной сообщалось о смерти государя 18 января и о совершившейся перемены, а в другой представлялось о нарушении договора преждевременною высылкою каравана из Пекина. Соловьев прибыл в Кяхту 27 ноября, а 24 декабря был уже в Пекине. Ответную грамоту китайского трибунала он доставил в Москву 17 июня.

Китайское посольство для поздравления императрицы с восшествием на престол, из двух особ, секретаря и 20 человек свиты прибыло в Селенгинск 21 апреля 1731 года[57] и ожидало пристава Бакунина, назначенного для сопровождения оного.

Вслед за сим к полковнику Бухгольцу присланы, через ургинских владельцев пять листов от трибунала к сенату и просьба о пропуске посольства к калмыкам. Листы эти получены в Петербурге 4 января 1732 года.

В первом из них упомянуто о высылке подарков на т. дань (130 т. р. в награду трудившимся о принятии и сопровождении первого посольства; подарки эти, действительно, прибыли на Кяхту 2 октября 1731 года, где и оставались до получения Бухгольцем приказания принять их и отправить в Москву[58].

Посольство к императорскому двору, вследствие указаний, данных иркутскому вице-губернатору Жолобову, было направлено из Иркутска с почетом, в сопровождении полковника Сухарева и секретаря Бакунина и прибыло в Петербург 27 апреля 1731 года[59]; посольство же к калмыкам задержано в Селенгинске, при чем Жолобов отписал в трибунал, что он не может попустить послов к калмыкам,  которые состоят в подданстве Ея Величеству, и что если трибуналу угодно добиться разрешения, то пусть спишется с сенатом. Задержка эта очень огорчила китайское правительство и вызвала жалобу трибунала в сенат на действия Жолобова.  

Поздравительное посольство, на возвратном пути прибыло в Селенгинск 20 января 1733 года, вынеся очень приятное впечатление о своем путешествии, но с этого времени сношения трибунала стали обостряться. Трибунал не принял грамоты, написанной от коллегии иностранных дел, а не от сената, и возвратил таковую, заявив, что если впредь это случиться, то грамоту не примут даже на границе. За тем трибунал был недоволен отказом в пропуске посольства к калмыкам, о чем ему сообщено в грамоте сената от 31 декабря 1732 года, доставленной в Пекин курьером Петровым в 1733 году, а третьим поводом были перебежчики монголы.

С 1729 года у китайцев завязалась война с джунгарами, владетель которых, Галдань-Черен действовал очень удачно и разбил китайские войска, чем принудил их искать спасения по крепостям и выгнал из своих владений, неудача китайских войск тяжко отразились на монголах, с которых войска выжимали всякие поборы, а это побудило их искать спасения в уходе на русскую землю. Из донесений Бухгольца в коллегию иностранных дел в 1730 года[60], видно, что через Цурухайтуйский пост 2 февраля, прошло с китайской стороны 5 юрт пожелавших принять русское подданство и платить ясак; 15 марта, с Омска прикочевало 150 юрт, объявивших, что они прежде были в русском подданстве; потом перешло еще 100 юрт; наконец, в первых числах июля и 28 июля прибыло еще множество монголов. Всего в течение года перешло 2132 юрты, в коих годных к военному делу 226 челов.; при них 5210 верблюдов, 68 465 лошадей, 14 962 шт. рогатого скота и 131610 голов баранов и овец. Все эти пришельцы, согласно договора, были возвращены в Монголию; в 1730 году отправлено 1443 юрты, а остальные переселенцы позже. Иркутский вице губернатор Жолобов, от 16 октября 1731 года[61] донес, - что если бы не выселять монголов обратно, то по сие время перешло бы их уже 10 т. человек; заявлял  также, что если контайша потеснит китайцев, то к нам перейдет такая масса монголов, что удержать их не будет возможности, так как на границе регулярного войска только один пехотный полк и одна драгунская рота «военных же тунгусов и братских мужиков, которые хотя и верно служат», - всего будет около 5 т. человек. От 30 мая 1732 года[62] он же доносил, что в апреле, из Монголии, вырвались в пределы России более 1500 юрт вооруженных монголов, с женами, детьми и скотом, и расположились улусами на р. Альтане, Агуце,, Кыре, Борзе и Онону, и что он не имеет средств их прогнать и считает даже опасным употребить против них вооруженную силу.

Из числа 2132 юрт монголов, перешедших в Забайкалье в 1730 году, 1443 юрты были возвращены в том же году, а остальные 680 прогнаны в Монголию в 1731 году; но монголы не переставали перекочевывать к нам, и хотя их выселяли усердно, все таки в 1733 году пришлось выселить заграницу еще 754 юрты[63]. В 1734 году, в Нерчинский уезд, под предводительством двух монгольских тайшей, перешло 235 юрт, в коих оказалось пригодных для военного дела 2150 челов. Для выселения этих монголов отправлен из Селенгинска комиссар Григорий Фирсов которому было приказано употребить в случае нужды, вооруженную силу. Перебежчики заявили, что они обратно не пойдут, хотя бы их казнили смертью; это обстоятельство побудило селенгинского коменданта Бухгольца приказать Фирсову собрать до 3 т. челов. Вооруженных людей. Всего же, в это время, насчитывалось в Забайкалье войска[64]:

В Якутском полку стоявшем в Нерчинске и Селенгинске…….. 639 чел.

Нерегулярных войск:

дворян и детей боярских и служилых ……………………………892 чел.

ясачных иноземцев………………………………………………4. 803 чел.

                                                                                Итого…………6. 322 чел.

Примечание: Тобольский гарнизонный полк, стоявший в Забайкалье, указом от 6 ноября 1727 года[65], переименован в Якутский.

Фирсов собрал 1.700 человек, имея при них артиллерию, и пригласил князей Алексея и Галдынбу Гантимуровых. Которые привели 550 ясачных тунгусов. С этими силами он легко принудил перебежчиков удалиться за границу, но вследствие бездействия монгольских властей, часть этих перебежчиков, а именно 550 юрт снова пробрались в Россию 11 и 18 октября, а по вторичном изгнании они вновь перебрались в Забайкалье, в числе 227 юрт и оселись в Окинских вершинах, откуда их нельзя было выбить.

В 1733 году стали переходить на русскую сторону монголы и в Селенгинском воеводстве, и селиться вверх по р. р. Джиде и Чикою; их с трудом удалось возвратить обратно при участии вооруженной силы выставленной братскими.

Когда в коллегию иностранных дел дошло сведение об этом стремлении монголов селиться в Забайкальи, то она 5 мая 1735 года[66], послала приказание Тобольскому губернатору, - перебежчиков отправить за границу; в Нерчинск и Селенгинск командировать дельного офицера, как для высылки перебежчиков, так и для разбора жалоб за угон скота, причем справедливыя удовлетворить. В силу этого распоряжения в Забайкалье отправлен капитан Порецкий.

В 1735 и 1736 года Порецкий выдал китайским властям 341 юрту монгольских перебежчиков, в числе 1680 человек обеих полов, с 343 верблюдами, 2033 лошадьми, 638 штуками рогатого скота и 3037 баранами, а по разборе 190 жалоб китайских властей признал справедливым 40, который и удовлетворил, возвратив китайцам 2127 штук всякого скота; из числа жалоб, предъявленных русскими властями, китайцы дали удовлетворение только на 37, возвратив разного скота 3665 штук и оставив без удовлетворения 149 жалоб[67].

В 1739 году  по смерти капитана Порецкого, на его место назначен секунд-майор якутского полка Налабардин, а затем, вслед за его смертью, того же полка капитан Гречеников, который и закончил эту комиссию 2 ноября 1743 года, составив постановление, что заседания комиссии бесполезны, так как китайския власти не желают удовлетворять претензий русских людей, и из 57 пунктов решено только 13 за три месяца.

Страницы

Предыдущая                  На главную                Следующая