Мы и Бог

Когда мы думаем о Боге, то думаем о себе,
ибо есть Бог в самих нас.
Автор.

Бывает, играешь с ребенком в лесу, в парке и, встав за дерево, спрятавшись, наблюдаешь за его испугом, безуспешными попытками найти тебя — большого, всезнающего Человека. И когда ребенок вволю набегается, накричится, наплачется, то выйдешь из-за дерева, приласкаешь, утешишь, возьмешь на руки и понесешь домой. Не так ли Господь наблюдает за нами из не видимой нам дали, чуть усмехаясь и пряча улыбку в густую бороду, а при появлении первых наших слез спешит на помощь? Но может слишком много нас заблудших, заблудившихся, что Он не всем и не всегда успевает помочь?

Теряешь всю жизнь: родных, близких, друзей, любимых. Гораздо больше, чем находишь. Ежеминутно и ежесекундно сгораешь, как метеорит, падающий на землю. Приобретаешь болезни, разочарования, страх за жизнь. А еще вещи, много вещей, чтоб вскоре и с ними расстаться, выбросить, продать. Лишь душа приобретает нечто незримое, неосознанное, но что-то очень важное, уплотняется до массы урана, чтоб, набрав критическую массу, за чем непременно последует взрыв, вырваться из нас и улететь, потеряв тело, несуразное и уже ненужное.

Мы всю жизнь мечтаем о свободе, куда-то убегаем, меняем друзей, обстановку, работу. Господь сказал: «Придите ко мне…», а мы идем в мир, где нас никто не ждет и не любит. И однажды, оглянувшись и замерев у очередного обрыва, куда карабкались зачем-то много лет, сознаем, что свобода находится не снаружи, а внутри нас, и начинаем мучительно вглядываться в себя и с ужасом понимаем, что ничего о себе не знаем, не понимаем собственных поступков, действий. Свободен лишь тот, кто заглянул хоть один раз внутрь себя, после чего он уже никуда не спешит, ничего не ищет, не суетится, а терпеливо ждет соединения внутреннего и внешнего.

Бог создал мир как нечто неделимое и совершенное. Всякое изменение творения Его идет вразрез с Божиим замыслом. Новое — есть нарушение извечной гармонии. А что есть творчество? Не подменяем ли мы реальное виртуальным? Не отходим ли от Бога к извечному его противнику? Изначально художники, скульпторы делали лишь копии виденного ими, повторяя Творца, ни на йоту не отступая от сущего. Потом появились фантазии и автор стоял рядом со своей картиной и пояснял, что «он так видит», а зрители принимали те измышления на веру. Когда же начались те фантазии? Не тогда ли, когда была утеряна вера в Бога?

Когда читаешь книгу, то герои ее оживают, бродят вокруг нас, строят козни, влюбляются, ненавидят, незримо присутствуют рядом. Захлопнул книгу, поставил на полку, а герои ее, какое-то время пожив рядом, возвращаются обратно на свои странички, рассыпаются в слова, фразы, буковки, умирают... Не потому ли библиотеки по тишине своей и торжественности так похожи на мавзолеи с пантеоном мертвецов?

Простить ближнего — благое дело. Думается, что Господь простил нас за все грехи и проступки еще в тот момент, когда мы только появились на свет. А потом лишь наказывает, когда мягко, когда сурово. Иногда только для того, чтоб мы не совершили чего-то большего, о чем станем сожалеть и раскаиваться. Но самое трудное для смертного человека — научиться прощать, поскольку простить ближнего — это осудить себя.

Вера, надежда, любовь …Можно верить, надеяться, но не любить. Зато когда любишь, то ни на что не надеешься, ни во что не веришь. Любовь поглощает тебя целиком и полностью, не оставляя ничего, и ты лишь спешишь, спотыкаясь и падая, за призрачно мерцающим огоньком, смутно понимая, что вряд ли когда до него доберешься.

Мыслишь, следовательно существуешь… А когда не мыслишь, то всего лишь существуешь и не догадываешься, что совсем не надо существовать, когда мыслишь.

Благое дело — все, что совершается во благо Божие. Но стоит лишь поблагодарить Бога, и ты уже совершил благое дело. Тогда зачем нужна жизнь с ее бесконечной чередой поступков, неверных шагов, взлетами и падениями? Не лучше ли, ничего не совершая, ежеминутно возносить хвалу во имя Всевышнего и тем самым оградить себя от всего дурного и порочного? Но кто тогда будет раскаиваться и благодарить Бога за благодать Его?

Когда у похмельного человека в голове вселенский звон, то он искренне раскаивается и молит Бога о спасении. Не потому ли русский народ считает себя народом богоизбранным, что среди нас так много похмельных?

Ни убий… Кого? Ближнего? Врага? Себя? А можно ли убить грех в себе и при этом не согрешить? И нужно ли убивать грех, поскольку тогда не с чем будет сравнить степень праведности.

Воровать грешно. А мы воруем у ближнего воздух, землю, воду, мысли, идеи, взамен получая жизнь. Можно ли прожить хоть день, не заимствуя что-то?

Когда отправляешься в путь за неведомым, то спроси Господа и себя: что будешь делать, когда найдешь? Нужно ли тебе раскрытие тайны? Не скучно ли жить будет, не потеряет ли жизнь смысл свой? Пусть лучше тайное как можно дольше не станет явным.

Один человек искал истину: читал разные книги, беседовал с учеными людьми, ездил много по всему свету. И лишь перед самой смертью понял, что, чем ближе приближаешься к истине, тем дальше она от него отдаляется. Неужели каждый должен подойти к смертельной грани, чтоб увидеть хоть краешек истины?

В школе нас учат писать, читать, разным наукам. Врач объяснит, как излечиться и не болеть. Тренер, как поставить рекорд, накачать мускулы. Батюшка отпустит грехи, благословит на доброе дело, облегчит страдания. Но кто научит нас любви? Любви без страданий…

Ничто так не радует человека, как неудачи ближнего. При этом он восклицает: «Я же говорил ему…» Когда он сам терпит неудачу, то обращается к Богу: «Господи, за что мне это?!» «Ты же говорил…» — отвечает Бог.

Пришел человек к священнику и спросил:

– Зачем даны страдания людям?

– Чтоб очиститься.

– А когда очищусь, то страдания кончатся?

– Нет. Будешь страдать еще сильнее.

– Как же избежать страданий?

– Забыть о Боге…

Двое нашли золотой, и каждый кричал, что первым увидел его. «Господь — свидетель», — кричали они по очереди, вздымая руки к небу. «Я не видел, — отвечал Господь, — я в это время помогал тому, кто потерял тот золотой».

Пьяница упал в канаву и стал ругать Бога дурными словами, что тот не туда его направил. Господь услышал и лишил его зрения. Тот так испугался, что бросил пить, каждый день обращался к Богу с молитвами и с тех пор ходил с палкой в руках, и ни разу до конца дней не оступился.

Один человек очень спешил домой и попросил Бога облегчить ему путь. Но Бог привел его к бурной реке. Человек сделал плот и переправился. Вскоре под ним пала лошадь. Он пересел на другую. Когда же добрался до дома, то застал свою жену с другим, вынул пистолет и лишил себя жизни. Не спеши, если не знаешь, что ждет тебя в конце пути.

Один человек увидел во сне, что у него на чердаке спрятан клад. Проснувшись, приставил лестницу, полез наверх, но упал и сильно разбился. Друзья, узнав о его немощи, решили вернуть взятые у него много лет назад деньги с процентами. Всегда ли нужно искать клад под крышей собственного дома?

«Помоги, Господи! Помоги, Господи!» — просил купец, тащивший на себе тяжеленный тюк с товарами. Господь услышал и послал грабителя.

Петь и пить… Такие близкие по написанию слова и столь разные по значению. А, может быть, одно вытекает из другого и когда-то нельзя было пить, чтоб не петь?

Хмель, хмарь, храп — все три слова неприятны, как по действию, так и по звучанию. И объединяет их лишь буква «х», которой русский человек выражает все самое негативное. Впрочем, хлеб тоже на эту же букву, но, сколько затратишь сил и пота прольешь, прежде чем поднесешь кусочек ситный ко рту.

Если от слова «правый» произошло — праведный, то что произошло от слова «левый»? Левит?