Сибирь и судьбы людские …

(или еще раз о связи времен)

Стоит проговориться случайному знакомому в европейской части России, что ты родом из Сибири, как тут же глаза твоего собеседника расширятся, он изобразит крайнею степень тревоги и волнения и задаст непременный вопрос, ответ на который никто не знает: «Так ведь там у вас ссылка?!…» Да, да, именно так большинство моих соплеменников до сих пор относятся к территории, на которой могут уместиться все европейские державы, и, честно говоря, имеют на это достаточно оснований.

Буквально в первые годы после основания сибирских острогов в град Тобольск прибыл первый ссыльный, положивший начало более чем четырехсотлетнему периоду сибирской ссылки. То был знаменитый опальный колокол из города Углича, осужденный по строгому приказу Бориса Годунова. Стоит ли говорить, что пострадал он в результате придворных интриг, приведших к столь несуразному на современный взгляд приговору. Колоколу вырвали «язык», отрубили «ухо», секли плетьми и сослали на вечное поселение лишь за то, что он звонил, (звонили, конечно, в него, но принято говорить именно «звонил»), во время смерти (убийства?) царевича Димитрия, сына Ивана Васильевича Грозного, прямого наследника московского престола. Так и повелось, что по проторенной опальным колоколом дорожке через Урал потянулись этапы осужденных, многие из которых навечно остались на сибирских просторах, заложив основу новой формации сибиряков с независимым и неуемным характеров, доставивших множество неприятностей не только себе и своим близким, но и властям всяческих рангов.

Если говорить о ссылке, то хотелось бы вспомнить еще одну безвинную ссыльную, которая стала ей опять же в результате дворцовых интриг и борьбы за «сферы влияния» на царя Михаила Федоровича, первого из плеяды Романовых.

Пагубное пристрастие к сладостям. Жила-была девица Мария Ивановна Хлопова, дочь московского дворянина из незнатной дворянской семьи. Видно отличала ее от остальных необычайная красота и стать, коль в 1616 г. посватался к ней Михаил Федорович, когда ему пошел двадцатый год. Как будущую супругу царя, ее поселили во дворце и дали новое имя по обычаям того времени — Анастасия, напоминавшее жителям московского государства умную и добросердечную первую жену царя Ивана Грозного — и стали поминать при богослужении. О предстоящем бракосочетании оповестили по всему государству. Во дворце с царской невестой поселились ее мать и бабка, а отец и дядя ежедневно их навещали. Но родство царя с незнатной семьей Хлоповых показалось нежелательным многим придворным боярам, опасавшихся, что неизбежное влияние Хлоповых на молодого Михаила вредно отзовется на их собственном положении. Особенно непримиримо выступили против Хлоповых Салтыковы, начавшие всевозможные интриги для расстройства брака. Когда Хлопова заболела, ее «рвало и ломало нутро, и опухоль была», то о болезни доложили царю и его матери. Пригласили придворных медиков, которые осмотрели царскую невесту и высказали свое мнение, подобное недомогание, назвать болезнью которое никак нельзя, могло случиться от неумеренного потребления сладкого, отчего «плоду и чадородию порухи не бывает». Но Салтыковы повернули дело таким образом, что невеста была признана неизлечимо больной, а боярская дума вынесла свое решение: «царская невеста к государевой радости не прочна». И ее сослали с «верху», то есть из дворца, где она прожила всего шесть недель, и поселили у ее бабки Феодоры Желябужской. Через десять дней ее вместе с бабкой, теткой и двумя дядями Желябужскими сослали в Тобольск, разлучив с матерью и отцом, которого направили на воеводство в Вологду. Лишь в 1619 г., по возвращению из польского плена отца царя, митрополита Филарета, участь Хлоповых была облегчена, и семью переселили в Верхотурье, где они пробыли около года. 30 декабря 1620 г. им была направлена царская грамота о переводе в Нижний Новгород. Самое интересное во всей этой истории, что молодой царь продолжал питать нежные чувства к сосланной невесте, в чем откровенно признался отцу. Тот велел учинить официальное следствие по делу о болезни царской невесты и в результате перекрестных допросов всех лекарей, что пользовали Анастасию Хлопову, а также Салтыковых — родственников матери царя инокини Марфы, была установлена истина. Невесту признали вполне здоровой! А Салтыковых удалили в их вотчины, за то, что они «государской радости и живота учинили помешку». Тем временем велись переговоры о браке с иностранными принцессами, закончившиеся по разным причинам неудачей. Тогда решили выбрать кого-то из своих русских девушек, о чем и сообщили Михаилу Федоровичу. Но на это предложение он ответил: «Обручена мне царица, кроме ея не хочу взять иную». Вероятно отец, к тому времени уже патриарх Филарет, склонен был вернуть в Москву ни в чем не повинную Хлопову и благословить этот брак, но неожиданно против женитьбы сына на Хлоповой воспротивилась мать царя, Марфа Ивановна, которая заявила, что покинет московское царство в случае их свадьбы. Причина была все та же — боязнь усиления влияния при дворе незнатных дворян. Судьба Хлоповой была решена окончательно, и ей приказали оставаться жить в Нижнем Новгороде на выморочном дворе Козьмы Минина, где она и оставалась до самой смерти в 1633 г. А Михаила Федоровича женили в сентябре 1624 г. на Марии Тимофеевне Долгорукой. Но буквально на другой день после свадьбы новобрачная слегла в постель и 6 января 1625 г. скончалась. Через год после ее смерти Михаил Федорович взял в жены девушку из простой семьи — Евдокию Лукьяновну Стрешневу[1]. Вот как попала в Сибирь девушка, которая виновата была лишь в том, что проявила неумеренный аппетит к сладостям, которыми ее потчевали при царском дворе. Тут бы впору и мораль какую прописать, как это любил делать дедушка Крылов, но пусть читатель сделает на этот счет собственные выводы.
Авантюрист или разведчик? Еще одна интереснейшая и любопытнейшая личность, - купецкий сын Иван Зубарев, - что более 250 лет тому назад жил в Тобольске. И он оставил свой след в истории нашего отечества. Приведем цитату известного историка С. М. Соловьева о нем: «Желание сократить силы короля прусского не могли ослабить показания тобольского посадского Ивана Зубарева, который содержался по разным делам в Сыскном приказе, бежал оттуда, жил за границею, возвратился и был схвачен у раскольников. Через посредство Манштейна, бывшего адъютантом у Миниха и по воцарению Елисаветы перешедшего в прусскую службу, Зубареву было предложено ехать к раскольникам и возмущать их в пользу Ивана Антоновича… Но Зубарев вместо Холмогор попал в Тайную канцелярию. Показания его имели следствием то, что, как мы видели, Ивана Антоновича перевезли тайком из Холмогор в Шлюссельбург»[2].

Чистой воды авантюрист Иван Зубарев был добрейший человек, ненавидел взяточников, пытался бороться с ними единолично, мечтал отыскать на Урале месторождения серебреной руды, вроде даже нашел их, пробился к императрице Елизавете Петровне, вручил ей прошение об открытии приисков. Но … окончил свой век печально. Верно, судьбе было угодно, чтоб он попадал в самые невероятные ситуации, выйти из которых без потерь сможет далеко не каждый.

Происходил Иван Петрович Зубарев из рода довольно богатых и именитых тобольских купцов-старообрядцев. Первым, из упоминающихся в источниках Зубаревых, стал Лука Андреевич по прозванию Медводков, выходец из Устюга Великого, который обосновался в Сибири в 1670-1680-х годах.. Его потомки Василий и Петр Павловичи Зубаревы в 1730-х в числе «крепких» посадских людей Тюмени, пользовались поддержкой местных властей, занимались торговлей, откупами, подрядами. Василий Петрович в 1743 г. был бургомистром в Тюменской ратуше, стал первостепенным купцом Тюмени. В середине 1740-х вместе с семьей перебрался в Тобольска, где скупал землю и крепостных. Жена Василия Петровича вышла из семьи именитых тобольских купцов Корнильевых и это родство несомненно помогло ему не только нарастить капитал, но и обзавестись надежными связями в торговом мире. О его сыне Иване Васильевиче, из местных архивов удалось узнать лишь то, что он был женат на дочери сибирского дворянина А.А. Карамышева. Предприимчивые и удачливые Зубаревы пользовались неизменной поддержкой тюменских воевод. Так, сам факт, что крестным у Ивана Васильевича стал подполковник Дмитрий Угрюмов, говорит о многом[3]. Благоволил к Зубаревым и первый сибирский губернатор, по указу Петра повешенный за лихоимство, князь М. П. Гагарин.

Иван Зубарев получил неплохое для своего времени образование, во всяком случае, различные жалобы и послания с изобличением сибирских купцов, таможенников и прочих, нечистых на руку людей, он строчит весьма бойко. Но все его доносы местные власти считали ложными и указанных вин за собой не признавали. Наконец, в 1750 г. Зубарев попал в пресквернейшую историю на Ирбитской ярмарке, где взял на себя роль частного детектива и пытался выявить, сколько хранится на складах «не явленных и от пошлин утаенных товаров». Но таможенники, отличавшиеся испокон веков крепкой спайкой и корпоративной честью дорожившие, упекли новоявленного следователя в Тобольскую тюрьму, откуда того вызволили сердобольные родственники.

На этом бы Ивану Васильевичу и остановиться, одуматься, засесть тихонько в лавке, где с каждого пуда проданного товара выручал бы, где полушку, а иной раз и рублик, ан нет, не угомонился купецкий сын, решил проявить себя в рудознатстве. На свой страх и риск он поехал в Башкирию и там, на речке Уй нашел руду, принятую им за серебренную. На собственные средства выстроил в Тобольске специальную мастерскую, нанял знающего человека, чтоб извлечь серебро из руды. Но то ли что-то напутал «знающий человек» или сам Зубарев, что называется, нахимичил, но в дальнейшем эти опыты отразились самым печальным образом на судьбе неуемного тоболяка.

Документально зафиксировано, что 26 декабря 1751 г., когда императрица Елизавета Петровна выезжала в Царское Село, то у подъезда Зимнего дворца выскочил из толпы собравшихся зевак купеческий сын Иван Зубарев, бросился государыне в ноги и подал прошение, в котором просил разрешить ему разработку башкирских месторождений серебра. Императрица милостиво разрешила, и рудознатец передал на рассмотрение найденные им образцы в Академию наук и Берг-Коллегию. С этого момента судьба нашего героя отвернулась от него окончательно и началась полоса неудач, закончившаяся довольно трагично.

От Академии наук руды взялся проверить на содержание в них серебра М. В. Ломоносов собственноручно. И результаты у него оказались положительными, то есть почтенный ученый признал, что в привезенной из Башкирии породе серебро имелось. Но противоположный (отрицательный) ответ выдала Берг-Коллегия. Трудно сказать, в чем крылась причина столь значительных расхождений. Возможно, имела место подмена руд, а может в Тобольске «знающий человек» перепутал что, но так или иначе, а Ивана Васильевича посадили в очередной раз в острог, а Ломоносов какое-то время писал оправдательные письма, где сетовал на интриги и плохие приборы поставляемые в его лабораторию.

В тюрьме Зубареву сидеть не поглянулась, и его свободолюбивая натура подсказала безошибочный способ, как выбраться без особых потерь из каземата. Он заявил государево «слово и дело», прибегнув к уловке многих арестантов того времени, после чего его перевели в тайную канцелярию. Но показания правдолюбца признали ложными, и чтоб впредь неповадно было, как водится, всыпали плетей, а в декабре 1754 г. перевели в Москву, откуда он успешно бежал. Неизвестно какими путями судьба свела его с графом Иваном Симоновичем Гендриковым, родным племянником Екатерины I, но именно там Зубарев познакомился с сержантом Замараевым, который вывез его из Москвы. Вместе они добрались до города Глухова, а оттуда Иван отправился к западным рубежам империи и попал в селения раскольников на границе с Польшей. Но и там задержался недолго, перебрался через границу и прямиком пошагал в Пруссию, где в городке Королевец свел знакомство ни с кем-нибудь, а с самим Х. Г. Манштейном, служившим некогда в России. Тот представил беглеца королю Фридриху II. А дальше стали происходить и совсем невероятные события. Король предложил Зубареву возмутить приграничных раскольников, чтоб те устроили бунт и призвали к себе правителем Ивана Антоновича, находящегося в заточении в Холмогорах. Напомним читателю, что Иван или Иоанн Антонович, происходивший из так называемого «брауншвейгского семейства», свергнутого «дщерью Петра» Елизаветой. Если подходить формально, то Иоанн VI Антонович, являлся законным наследником престола. Его не убили, а из «гуманных побуждений» поместили, но далеко не сразу, в Холмогорах, которые находились в 72 верстах от Архангельска. Именно его решил использовать король Фридрих в затеянной им интриге против России. А наш герой должен был выступить слепым орудием при исполнении чужих планов.

После того как раскольники «придут в волнение» Зубарев должен был отправиться в Холмогоры и известить Иоанна Антоновича, что весной 1756 г. за ним придет в Архангельск корабль «под видом купечества». В качестве опознавательных знаков Зубареву выдали две золотые медали, на которых имелся портрет брата Антона-Ульриха, дали чин прусского полковника, соответственно экипировали, а на дорогу и подкуп выдали тысячу червонцев. А, кроме того, познакомили с капитаном, который будет управлять кораблем по прибытии в Архангельск. Одним словом, интрига затевалась нешуточная с далеко идущими последствиями, направленными на очередной внутри российский переворот и как в нее вляпался вряд ли подозревающий о масштабах и последствиях купеческий сын Зубарев, остается лишь гадать и удивляться.

Итак, Иван Васильевич, будучи завербованным, иного слова здесь не подобрать, лично прусским королем отправился выполнять сие непростое поручение. По собственному признанию авантюриста и диверсанта ему не везло с момента перехода русско-польской границы: вначале его ограбили бандиты и отобрали червонцы, раскольники не поверили ему или просто, наученные горьким опытом, не захотели ввязываться в сомнительное мероприятие, связанное с переворотом, а затем его схватили законные представители правопорядка и препроводили в Киев, а потом уже в Петербург. Там, в Тайной канцелярии, он провел два года и 22 ноября 1757 г. был составлен акт о его смерти. Здесь нарочно употреблен такой оборот, а не указано прямо и окончательно: умер, скончался … Дело в том, что исследовательница, профессор Марина Михайловна Громыко обнаружила в фондах сибирских архивов несколько документов, в которых упоминается некий поручик Иван Васильевич Зубарев, проживающий неподалеку от Тюмени. Поручик характеризуется как задира и правдоискатель, заваливший официальные инстанции жалобами на различные злоупотребления, творившиеся в обширной Тобольской губернии. Как говорится, нечистого хвост выдал. Кроме того, в пользу мнимой смерти тобольского авантюриста говорит тот факт, что допросы Зубарева проводил лично начальник Тайной канцелярии А. И. Шувалов и после первых его показаний Иоанна Антоновича переводят из Холмогор в Шлиссельбург, где он оставался до конца своей короткой жизни. Возможно, и проникновение Ивана Зубарева в Пруссию оказалось умело подготовленной операцией российской «внешней разведки» того времени, которой руководил небезызвестный Бестужев, чей образ довольно удачно выведен в телевизионном фильме «Гардемарины». Тогда понятно, как и для чего состоялось знакомство Зубарева с И. С. Гендриковым и его удачный «побег» за пределы России. Таким образом, одним выстрелом убивались два зайца: попадал в полную изоляцию претендент на престол, а Пруссии Россия могла объявить ноту протеста и смело затем перейти к началу военных действий, что и было успешно исполнено – Фридриха упредили, началась Семилетняя война, в результате чего Берлин (в первый раз) был занят русскими войсками. Так или не так, но имя еще одного жителя Тобольска вошло в анналы истории, хотя и как отъявленного авантюриста, что не помешало другому тоболяку ринуться все в ту же авантюру, связанную с освобождением тайного узника.
Шлиссельбургская нелепа. Этим вторым освободителем принца Иоанна Антоновича стал родившийся в Тобольске в 1740 г. Василий Яковлевич Мирович, дослужившийся до чина поручика Смоленского пехотного полка, участник Семилетней войны. Семейство Мировичей попало в Сибирь благодаря переяславскому полковнику Федору Мировичу, поддержавшего Мазепу и после поражения Карла XII бежавшего в Польшу. Он приходился родным дедом нашему герою. Отец Мировича тайно ездил в Польшу, за что и был сослан в Сибирь. Обедневший потомок некогда богатых и знатных малороссийских дворян, мечтал о возвращении своих имений, неоднократно обращался с ходатайствами, которые были отклонены. В 1764 г. пытался освободить из Шлиссельбургской крепости Иоанна VI (Антоновича), сына бывшей правительницы Анны Леопольдовны, который в качестве претендента на престол являлся опасным противником Екатерины II.

Полк Мировича стоял в Шлиссельбургском форштадте, а его роты занимали непосредственно караул в крепости, где в строгой тайне содержался заключенный. Большинство офицеров и солдат не подозревали, кого они охраняют. Вместе со своим другом поручиком Великолуцкого пехотного полка Аполлоном Ушаковым Мирович решился на освобождение заключенного царевича. Но Ушаков утонул во время служебной командировки, но это не остановило Мировича. Воспользовавшись пребыванием Екатерины II в Риге, он составил подложные манифесты от имени Иоанна Антоновича и склонил на свою сторону гарнизонных солдат. В ночь с 4 на 5 июля 1764 г. с их помощью он арестовал коменданта крепости Бердникова и потребовал выдачи Иоанна Антоновича. Но непосредственно находившиеся при заключенном капитан Власьев и поручик Чекин с командой оказали бунтовщикам сопротивление. Лишь когда на них была направлена пушка, сдались, выполнив тайную правительственную инструкцию об умерщвлении принца в случае попытки его освобождения. Но с убийством Иоанна Антоновича дело Мировича было проиграно, его арестовали, а 15 сентября 1764 г. по приговору сената казнили. Солдат, которые действовали вместе с ним, прогнали сквозь строй и разослали по отдельным гарнизонам. В числе обстоятельств, побудивших Мировича к «бунту», считают и его озлобление против Екатерины за неоднократный отказ в просьбе о возвращении ему потомственных имений. Поступок Мировича послужил темой для романа Г. П. Данилевского «Мирович», изданного в Санкт-Петербурге в 1886 г.

Племянник императрицы. Коль наш рассказ пошел о тоболяках, так или иначе связанных с правящим домом Романовых, то в связи с этим стоит извлечь из небытия имя еще одного человека довольно интересной и показательной судьбы. Это Наум Николаевич Чоглоков, родившийся при дворе в 1743 г., родной племянник императрицы Елизаветы Петровны, получивший немалый чин полковника гвардии, а затем тобольский ссыльный. Он происходил из древнего рода Чоглоковых, один из предков которых в свое время выехал на службу к князю Александру Невскому из «прусской земли». Но постепенно род нищал и лишь по воле случая отцу Наума, Николаю Наумовичу Чоглокову удалось поступить в Кадетский корпус, а благодаря его незаурядным способностям танцора остаться при дворе. Там он обратил на себя внимание Марии Симоновны Гендриковой, двоюродной сестры императрицы Елизаветы Петровны. После брака с Гендриковой в 1742 г. Николай Чоглоков получил должность камергера двора и орден Белого Орла. Вместе с женой они были приставлены в качестве гувернеров к великому князю, наследнику Петру Федоровичу и его супруге, будущей императрице Екатерине. Но Николай Чоглоков, будучи человеком довольно ограниченным, нетактичным и с громадным самомнением, картежником и волокитой очень быстро восстановил против себя Петра и Екатерину, и был удален от них. Чоглоковы имели 8 детей, старшим среди которых был Наум Чоглоков. Его мать, дочь Симона Леонтьевича Гендрикова, по матери своей Христине Самуиловне Скавронской, приходилась родной племянницей Екатерине I, а значит двоюродной сестрой императрице Елизавете Петровне. Заметьте, что в нашем коротком повествовании фамилия Гендриковых встречается второй раз, будем считать, что это лишь совпадение, хотя в исторической науке совпадения встречаются крайне редко. Но не будем отвлекаться.

Рожденный при дворе Наум Чоглоков, как оказалось в дальнейшем, по всей видимости, унаследовал далеко не лучшие черты характера своего отца. Начал он службу конногвардейцем, дошел до чина полковника и в 1770 г. отправился волонтером в Грузию служить под началом графа Тотлеба. Но ехал он, как показали его сослуживцы на допросах, с тайным намерением «стать царем или погибнуть на эшафоте». Престол какого царства он мечтал занять не совсем понятно, но главное, что желание таковое имел. Но, бодливой корове … Путешествовал племянник императрицы с большой пышностью и хвастался перед случайными спутниками своим родством с императорской фамилией, вез с собой для каких-то целей большое количество часов и других украшений. Прибыв на Кавказ, он не захотел признавать над собой чьей?либо власти, выказывал во всем неповиновение, а потом перебежал на сторону грузинского царя Ираклия и даже выступил в его войсках против русских. Но и в те давние времена к перебежчикам относились одинаково, с презрением, и Чоглокова то ли выдали, то ли русская разведка в очередной раз сработала блестяще, факт тот, что Наум Чоглоков был схвачен в одной из стычек и отдан под суд вместе с князем Ратиевым. Их увезли в Казань, где 22 апреля 1771 г состоялся суд и перебежчика приговорили к высылке в Сибирь на вечное поселение. Так он не по своей воле попал на два долгих десятка лет в Тобольск. Но вздорный характер и там не дал Чоглокову жить спокойно. Вскоре он не поладил со ставленником императрицы, губернатором Д. И. Чичериным. Вероятно, тот запросил Петербург как ему поступить с узником, в жилах которого текла кровь российским императоров. Не трудно догадаться каков был ответ, поскольку вскоре Чеглоков оказался в приполярном Березове, который до него почтили своим пребыванием тоже не рядовые особы, включая А. Д. Меньшикова и невесту умершего некстати императора Петра II. В 1781 г. Чоглокову удалось вернуться на более южную тобольскую широту, где он неожиданно женится на некой Тарашкиной Агриппине Стефановне дочери тобольского сержанта. Почему царственный отпрыск выбрал себе жену, что называется, из рядового состава, останется загадкой. В исповедальных ведомостях Тобольска в приходе Никольской церкви за 1787 и 1790 гг. имеются записи, что на исповеди присутствовали «бывший полковник Наум Николаев Чеглоков 40 лет, жена его Агриппина Степановна 25 лет, теща его прапорщицкая жена Мария Стефановна Тарашкина 56 лет», а так же дети вдовы и слуги «бывшего полковника». После воцарения императора Павла Чоглокову было разрешено выехать из Тобольска и жить под надзором полиции в Новгороде, где он и умирает 6 января 1798 г. Жена его остается, судя по всему, в Сибири, поскольку 13 июля 1800 г. она венчается в Богоявленской церкви с Яковом Васильевичем Корнильевым, младшим сыном известных тобольских купцов[4].

Если вспомнить, что мать Ивана Зубарева происходила из рода Корнильевых, то через Наума Чоглокова эти самые купцы можно сказать косвенно породнились с коронованным семейством Романовых. И для полноты картины добавим, что мать известного ученого Д. И. Менделеева, Мария Дмитриевна, также была урожденной Корнильевой. А выводы пусть читатель делает сам.
Римское право и Володя Ульянов. Следующим тоболяком, кто так же определенным образом повлиял, сам того не ведая, на ход российского исторического процесса – это Кремлев Николай Александрович – скромный профессор римского права, некоторое время занимавший должность ректора Казанского университета.

Род Кремлевых вел свое начало от служилого человека, появившегося в Сибири в начале XVII в. Основателем торгового дела считается служилый человек Алексей, занимавшийся мелочным торгом в г. Тобольске и ближайшей округе. После смерти Алексея Кремлева его капитал унаследовал старший сын Федор Алексеевич (р.1725). Он становиться известным общественным деятелем в городе и регионе, избираясь на различные должности в системе местного самоуправления. Когда в 1788 г. пожар уничтожил практически все жилые дома в Тобольске, то.именно строительство жилья стало для Ф. Ф. Кремлева главной сферой его деятельности. В 80-х гг XVIII в/ Кремлевы были самыми богатыми домовладельцами в Тобольске - им принадлежало одновременно более десяти каменных и деревянных построек, за что, вероятно, и получил звание именитого гражданина Тобольска. В конце XVIII в. купец стал совладельцем 23 питейных заведений и двух трактиров в Тобольской губернии. Занималась ростовщичеством: давая деньги под проценты, скупая векселя и расписки. Вложение огромных средств в отрасли, которые для купцов были непривычны, приводило к разорению. На начало века Кремлев задолжал казне значительную сумму, после чего вынужден был перейти в мещане[5].

Именно из этой семьи вышел Николай Александрович Кремлев, появившийся на свет 11 июля 1833 г. После окончания в 1851 г. курса Тобольской гимназии он поступил в Казанский университет, который закончил в 1855 г. со степенью кандидата юридических наук. Свою службу он начал с 28 января 1856 г. помощником столоначальника канцелярии попечителя Казанского учебного округа, служил старшим учителем законоведения в казанских гимназиях, затем стал преподавателем уголовного судопроизводства, уголовно-полицейских законов и юридической практики в Казанском университете. В 1861 г. назначен на должность адъюнкта на кафедре римского права, в 1867 г. утвержден в звании доцента, а в 1868 г. - профессором по кафедре римского права.

Н. А. Кремлев оказался неплохим администратором и с 1872 г. по 1876 г. , а потом с 1885 г. по 1889 г избирался ректором университета, награждался за верную службу орденами Российской империи. 19 декабря 1890 г. он покинул университетскую службу и переехал с семьей в Петербург, получив назначение консультанта министерства юстиции. Умер Н. А. Кремлев 12 апреля 1910 г[6].

Но нам хотелось бы указать на одну историческую дату – на 4 декабря 1887 г., когда возникли студенческие беспорядки. Ректором Казанского университета в то время как раз и был Н. А. Кремлев, применивший к зачинщикам власть. В результате чего ряд студентов юридического факультета были решением Совета исключены из университета. Под протоколом заседания об их исключении среди первых стоит подпись Кремлева. Среди отчисленных находился и студент первого курса Владимир Ульянов. Надо полагать, что факт отчисления не способствовал сближению будущего руководителя партии большевиков с властями. Известно, что костяк первого советского правительства в большинстве своем составили именно недоучки, по разным причинам в свое время отчисленные из учебных заведений. Как знать, доучись Володя Ульянов до выпускных экзаменов, не будь к нему применены столь крутые меры и, глядишь, не стал бы брать себе подпольные псевдонимы и подпольные клички, не мечтал бы как истинный знаток права, и не только римского, об ограблении богатых и дальнейшем их исстреблении. Как знать … Но без каких либо оговорок можно сказать однозначно: ординарный профессор римского права своим на первый взгляд юридически правильным поступком оказал значительное влияние на ход российской истории. И совсем небольшой штришок в конце нашего исторического экскурса. Когда семью последнего императора из рода Романовых сослали в Тобольск, то поселили их в том самом доме, что некогда предок Кремлева продал государственной казне. Правда дом к тому времени назвали с некоей иронией «Домом Свободы». Романовы прожили в нем восемь месяцев, после чего увезены были в Екатеринбург.

Может и есть в том какое-то предназначение свыше, связавшее наш небольшой, ныне провинциальный городок с людьми вершившими судьбы людские. Но об этом пусть судят специалисты иных наук.

5 мая 2004 г. Тобольск.

[1] Литература: РБС. СПб., 1913. — С. 338—339; Валишевский К. Первые Романовы. М., 1911; Трехсотлетие дома Романовых. 1613—1913. М., 1913.
[2] Соловьев. С. М. История России с древнейших времен. - Т. 24. М., 1998. – С. 343.
[3] Громыко М. М. Тобольский купец Иван Зубарев. Материалы научной конференции, посвященной 100-летию Тобольского историко-архитектурного музея-заповедника. Свердловск, 1975. С. 57.

[4] ТФ ГАТО (Тобольский филиал Государственного архива Тюменской области). Ф. 156. Оп. 20. Св. 24; РБС (Российский биографический словарь) Т. 22. — С. 435.

[5] ТФ ГАТО, ф. 154, оп. 8, д. 84, л. 2, 6, 10; ф. 8, оп. 1, д. 6, № 15, д. 62, № 21; ф. 335, оп. 1, д. 124, л. 1, 1 об., д. 116, л. 1; Краткая энциклопедия по истории купечества и коммерции Сибири в 4-х т. — Новосибирск, 1995. — Т.2. Кн.2. — С. 106; Кремлев Н. А.// Загоскин Н. П. Биографический словарь. — Ч.2.

[6] НАРТ (Национальный архив республики Татарстан) ф. 977, оп. «Совет». д. 4392, лл. 749–761; д. 11950, лл. 2–4; оп. «юр. фак.», д. 671, лл. 97–99; Биографический словарь профессоров и преподавателей Императорского Казанского университета (1804–1904). — Казань, 1904. — Ч.2. — С. 39–41.
© Софронов Вячеслав Юрьевич.
Дизайн и разработка сайта. Шишкина А.Н., 2009