ГЛАВА XV.

Наклонность русского общества, вообще, к вымогательствам, в XVII столетии. Особенное развитие оной в Сибири. Причиною тому большия полномочия воевод. Меры правительства к сокращению зла. Постановка таможенных годов в независимое положение мало помогла делу. Наклонность к вымогательству в сибирском духовенстве и в служилом люде в XVIII столетии. Лихоимство в Сибири развилось до пределов возможного. Злоупотребления красноярских воевод Башковского и Дурново. Злоупотребления камчатских начальников: Атласова, Чирикова, Липина, Колесова, Енисейского, Кыргызова, Свастьянова, Петриловского, Анциферова. Командирование дворянина Трифонова для наследования причин бунта камчатских казаков. Своеволия прикащиков на крайнем севере.

Вымогательство было отличительною чертою всего служилого и торгового русского люда в конце XVII столетия и, разумеется, в Сибири оно достигло наивысшего развития, в эту пору, так как процент служилого и торгового сословия там был значительно выше, чем в России. Земледельческого населения в Сибири было весьма мало, да и то оно наполовину образовалось из гулящего люда и из беглых, в силу чего и не могло очень отстаивать своих прав.

Вымогательства, чинимые лицами, державшими на откупу местныя пошлины, побудили государя Алексея Михайловича ввести торговую рублевую пошлину и уничтожить мытный откуп. В установленной грамате, объявленной 30 апреля 1654 года, между прочим, изложено: многие установили в своих вотчинах проезжия пошлины, мосты и мостовщины и держат сами или отдают на откуп, а откупщики приметываются к проезжим торговым и всяких чинов людям, «от чего чинится безторжица и убытки великие… и мир в том их враждебном промысле погибает». Для устранения сего повелено: во всех городах и селах упразднить: проезжия пошлины и мыты; с судов, по рекам – посаженныя, привальныя и грузовыя; с людей – головщину; с саней – полозовое; с телег; с рыбной складки, с разделки, с мытья, с рыбных бочек, с бою; а также с харчей и всякаго мелкаго промыслу, оставив только: воскобойный, ледяной и банный откупа. С соляных и рыбных озер установлено платить оброки. На перевозах приказано взимать в большую воду: с пароконных больших телег по 10 денег, а с одноконных – по 6, с верховой – 3 деньги; в малую воду размер плат меньше; мостовых с пеших не брать[1].

Вымогательство проявляли даже сановные люди. Так, в том же году «за многое воровство и за посулы» вместо смертной казни бит кнутом по торгам князь Александр Крапоткин[2].

 Но таковой пример неустрашил сибирских воевод и они делали свое дело попрежнему.

В 1665 году в Енисейске воевода Голохвастов занялся отдачею на откуп не только «зерни и корчмы, но и безмужных жен на блуд, и от того откупу брал себе рублев по 100 и больше и тем блудным женкам велел наговаривать на торговых и проезжих и промышленных людей, напрасно, для взятки»[3].

Тобольские воеводы, пишет Щеглов (стр. 129) были вообще не лучше своих коллег в других сибирских областях, отличаясь таким же взяточничеством, как и прочие, что вызывало иногда возмущение инородцев. Нарымские воеводы брали с каждого остяка по 10 соболей, с каждой волости по 500 рыб.

В генваре 1696 года[4] повелено опросить всех купцов и прикащиков, ездивших в Нерчинск в 1692, 1693, 1694 и 1695 годах, при бытности воеводами в Иркутске, Нерчинске и Якутске князей Гагариных Ивана Петровича и Матвея и Ивана Михайловичей, как велики были поборы с них? Не было ли каких обид, налогов и грабежу? Сколько который из воевод, или из их знакомцев, с кого взял деньгами и мехами?

В 1695 году[5] указами, разосланными во все сибирские города, воспрещено воеводами теснить ясачных. В указах выражено: «прежние воеводы воровали всякую денежную великих государей казну…. И для ясачнаго сбора сборщиков и подъячих и толмачей и служилых людей посылали в волости и улусы из больших взятков; и сами воеводы и посыльщики… градским жителям и ясачным людям чинили всякое мучение для своих корыстей и неописався с великими государями приметками своими многих людей пытали и смертию казнили…. И тем ясашные сборщики у ясашных людей и иноземцев жен и детей отнимали и сильно блудно воровали….».

В том же 1695 году[6] определено воеводам в сибирских городах быть не по 2 года, а по 4, по 5 и по 6 лет, для того, чтоб сократить вред казны, проистекающий от частой смены воевод, которые все, зная, что они на воеводстве пробудут только 2 года, спешат нажиться и при этом провозится как в Россию из Сибири, так и из России в Сибирь, положенное число  воеводских товаров безпошлинно, что, разумеется невыгодно казне; да кроме того на воеводские проезды расходуется много денег при постройке стругов и прогонных «а ямщикам и по городам в подводах и в Сибири до Москвы «и в Сибирские городы всякаго чина людем чинят многия обиды, налоги и разорения; да они же для сбора ясачной казны отпускают служилых людей и емлют с них себе великия взятки и посулы…. А себе в такие малые годы великие пожитки и богатство наживают, а служилым и ясачным людем…. Великия обиды, налоги и грабежи чинят и для челобитья к Москве их не пропускают, и от того многие служилые люди по зимовьям побиты, а иные, от их воеводских налог, изменили и в китайское государство отъехали».

В заключение, к упомянутому указу добавлено, чтоб земские всякаго чина жители не слушали воевод, если они «учнут что делать чрез те им данныя статьи» и отписывали бы «за своими руками» челобитныя к Москве.

Способы для вымогательства от жителей денег были весьма различны и происходили главным образом от того, что воеводы были облечены весьма широкими полномочиями, соединяя в своем лице распорядительную и административную и исполнительскую власти. Наблюдая за денежными сборами, чиня суд и расправу, распоряжаясь военной силою, имея возможность чинить пытки по усмотрению, а при случае и казнить – воеводы  в сибирских городах были деспотами в худшем значении этого слова, потому что ни один из них, в ту пору, по широте своего умственного и нравственного развития не мог отвечать высоте своего положения.

Виды налогов на обывателей, устанавливавшихся воеводами, были весьма различны, как это видно из перечисления оных, сделанного на стр. 355. Но главною доходною статьею воевод был сбор собольей казны и мягкой рухляди. Крали таковую воеводы, – крали  и сборщики ясака.

В 1677 году[7] вспыхнул бунт тунгусов вследствие притеснений ясачнаго сборщика Юрия Крыжановского. Тунгусы, в числе 1000 человек, перебили казаков и осадили Охотск, который, однако отсиделся. По следствию выяснилось, что Крыжановский лучших соболей отбирал себе, оставляя в казне худших; брал у инородцев жен и детей на блудное дело и делал много разных противозаконных вещей. За изложенное он сам и приказный Ярышкин были выбиты кнутом нещадно и сосланы в Даурские остроги.

Решительно во всех наказах, дававшихся сибирским воеводам в течение всего XVII столетия, вводится указанием такого рода объявить служилым и жилецким людям» «… что им преж сего воеводы многия продажи и обиды и тесноты чинили самовольством, не по государеву указу, их нужд не разсматривали, и управы меж их прямой не чинили, и посулы и поминки у них имали, и их продавали, и государь…. Велел их ото всяких обид и от насильства и от продажи беречь накрепко».

В 1695 году[8] всем сибирским воеводам, кроме тобольского, посланы указы такого содержания: – государева ясачная казна умалилась за последние годы от воеводских приметок; зверь высылается и плоше и числом меньше, хотя по цене выше прежнего; происходит это от того, что «воеводы воруют лучшие ясачные соболи…. А вместо того кладут худым…. ищут чтоб только цену пополнить и велят ценить ценою дорогою».

Вскоре после того[9] торговые люди городов: Ярославля, Вологды, Тотьмы, Устюга Великого, Соли-Вычегодской, Яренска, Кайгорода, Соли-Камской и всех сибирских городов преступают указы государя, воруют, забирая себе хорошего зверя: соболей, лисиц и других, вместо них кладут худых «и с ясачных иноземцев емлют себе многия взятки  и с ясачных сборщиков, по уговору… берут себе посул большой и заставляют с иноземцев себе брать и грабить насильно». Такими действиями воеводы разогнали инородцев, часть которых ушла за границу, что вызвало недобор в царской казне; да кроме того с своею грабленною и краденною рухлядью посылали купеческих прикащиков и вообще торговых людей в Китай, навязывая им продавать эту рухлядь; высылали также эту рухлядь с своими знакомцами и родственниками для продажи в русские города.

Приказано опросить всех торговых людей, кто из них и у кого именно из сибирских воевод, их жен, родственников, людей, а также у толмачей и сборщиков – покупал мягкую рухлядь с 1685 года, или же брал в коммисию для продажи в Китай. Меру эту приказано выполнять и впредь, то-есть заявлять в приказных избах, у кого именно, за какую цену, какой зверь куплен и записи эти высылать в Сибирский приказ.

В наказе Верхотурскому таможенному голове[10] очень определительно указано досматривать главным образом назначаемых на службу в Сибирь: воевод, дъяков, письменных голов, которые возят с собой в Сибирь «многия вина и меды и всякие запасы и товары для торговли и для бездельных своих прибытков, сверх проезжих грамот. Продавая там вина и товары, приобретают за них соболей и всякую рухлядь, а иную рухлядь – емлют насильственно и в посулах, и в поминках» и вывозят сами из сибирских городов, или пересылают с родственниками и торговыми людьми. В силу изложенного приказано названных лиц досматривать «служилыми людьми день и ночь безпрестанно», досматривать нетолько на людях, но и в экипажах, в сбруе, в подушках, в постелях, в печенных хлебах, в санных полозьях. Наблюдать чтоб никто «по дружбе воеводския, подъячьи и письменных голов» – никакой  мягкой рухляди и денег не провозил.

Для того, чтоб таможенный голова мог выполнять свою обязанность хорошо, он поставлен в независимое положение от Верхотурского воеводы и должен был «против тех сильных людей стояти крепко и безстрашно, небоясь никаких угроз и продаж и приставов» и отправлять замеченных в провозе лишнего к Тобольскому воеводе. Вообще приказано действовать так, чтобы прекратить тайный провоз товаров воеводами и служивыми людьми.

Таковое же запрещение к провозу воеводами из Сибири товаров повторено и в 1697 году[11], когда приказано таможенным головам города Устюга досматривать, тщательно, всех служилых людей и воевод, возвращающихся из Сибири зимним путем, или провозящих ясачную и денежную казну в Сибирский приказ; при этом вменено в обязанность проверить и документ, по которому лицо едет, чтоб не допустить проезда воеводы, не отсчитавшагося по месту прежнего служения.

В наказе от 12 ноября 1698 года[12] о сборе пошлин в сибирских городах, в ст. 14, между прочим, говорится, что отправляемым за ясачным сбором в дальния волости служилым людям дозволяется брать с собою товаров, кроме вина и табаку, по цене на 30 рублей, в тех видах, чтоб избавить их от необходимости вымогать с инородцев и упомянуто, что прежде, дав взятку воеводе, они «чинили ясачным великия и несносныя нападки, мучительства, разорения и разгоны; а иные иноземцы в Якутске, нестерпя мучения, сами себя смерти предавали, в рознь в Китайскую страну разбежались, а достальные к великому государю присылали челобитчиков, с тем, буде не будет воеводам и тем ясачным сборщикам возмездья и унятия, и они де хотя сами пропадут, а русских людей везде учнут побивать».

Много и долго надо было выносить мучений инородцам, чтобы дойти до подобного ожесточения.

Кроме вымогательств разными путями денег и мягкой рухляди, сибирские воеводы не упускали случая и просто брать казенныя деньги, занесенныя уже на приход в казну. Делать это для них было тем легче, что при начетах можно было отписываться, а отписка производилась медленно. Чтобы избежать такового неудобства, в 1696 году[13] установлено, чтоб смененные воеводы выезжали из Сибири не иначе, как отсчитавшись в государевой казне и получив от вновь назначеннаго воеводы проезжую грамату; за нарушение этого распоряжения определен штраф в 500 рублей.

Указ этот вызван тем, что бывший туринским воеводою, стольник Иван Морев выехал не дождавшись приезда нового воеводы Василия Лутовинова, который обнаружил денежную растрату в 264 р. 86 коп.

В том же году состоялось распоряжение о правеже денег на сургутском воеводе Михаиле Трусове, 1648 руб. 7 алтын за неправильную запись в доход казны пошлин, собранных с купцов, прибывших в Сургут в 1695 году[14].

Постановка таможенных голов всех городов в косвенную зависимость от воевод, которые, принимая ежемесячно пошлинную казну от голов, обязаны были наблюдать за тем, чтоб они никому не делали притеснений, – дала воеводам возможность подчинить своему влиянию как этих голов, так и целовальников и заставить их потворствовать беззакониям.

В вышеприведенном факте, о правеже денег с сургутского воеводы Трусова, – оказался виновным и голова Иван Тверетинов, записавший пошлину в книги по указанию воеводы, приказавшаго «брать с соболей и мягкой рухляди за промысл с цены деньгами, для своих бездельных корыстных взятков», а за перекуп не брать.

Но головы таможенные и целовальники, помимо давления воевод, и сами были непрочь пользоваться незаконными доходами и поборами. В указе от 1 декабря 1697 года[15], которым назначен в Верхотурье таможенным головой Василий Шишелов, оговорено, «что прежние Верхотурские таможенные и заставные головы из устюжан чинили в пошлинном сборе нерадение, а в осмотрах воеводам и всяких чинов людем льготили, для своих корыстей, и за неправый осмотр Сургутскаго воеводы Алексея Юшкова, на Гавриле Калашникове доправлено в казну великаго государя пени 100 рублев».

А между тем этот таможенный голова, «с принуждения Верхотурских воевод без досмотру со многими животами к Москве пропускавший», в 1696 году жаловался на Ивана Циклера, который, возвращаясь с воеводства из Сибири, пытался провести лишнее[16], стало быть, считался из хороших.

Падким на вымогательства стало и сибирское духовенство.

Выше было упомянуто, что указами 1645, 1649 т 1662 годов сибирскому духовенству запрещено было приобретать вклады земельными угодьями, без царского указа. Чем вызвано это распоряжение, по отношению к сибирским церквям и монастырям, при известной склонности наших царей отдаривать монастыри и церкви землям – объяснить трудно, но можно предположить, что поводом к указанной мере послужила жадность сибирского духовенства, которое к тому же вероятно прибегало иногда и к неблаговидным приемам для закрепощения за собой земель. На этот вывод наталкивает указ царя Федора Алексеевича, объявленный в 1678 году[17] о неотказе церквям и монастырям сибирскими частными лицами земель, покосов и разных угодий, и о владении духовенству только теми земельными угодьями, которыя будут дарованы царскими граматами.

Из упомянутого указа видно, что и митрополиты и архимандриты не стеснялись не только захватывать земли, принадлежащия инородцам и пашенным крестьянам, но прибегали даже к вооруженной силе для изгнания с захваченных угодий прежних владельцев. Для приобретения земель духовныя власти входили в сделки с воеводами и захватывали облюбованныя ими земли под предлогом взятия оных в оброчную статью. Действия сибирского духовенства по этому поводу были так беззастенчивы, что царь Федор Алексеевич, несмотря на всю свою кротость, был вынужден прибегнуть к весьма крутым мерам, о которых упомянуто выше.

Люди духовнаго чина из Сибири, видя кругом разгул широкого произвола воевод и служилых людей, не могли не поддаться общему потоку и, кажется, не остались позади, сравнительно с другими русскими деятелями своего времени. Яркую картину разнузданности духовнаго чина людей рисует грамата к стольнику и воеводе Глебову, в Енисейск, от 26 ноября 1697 года[18], о прекращении обид и разорений, наносимых мирским людям десятильниками тобольского митрополита. Десятильники эти не только чинили «многое разорение и обиды и налоги», но побоями заставляли баб и девок ложно доказывать на мирских людей «блудное воровство», для того, чтоб с оговоренных людей брать взятки; раздевали баб до гола; давили им груди до крови; тех баб и девок, которыя, несмотря на настояния оговорить кого, не делали этого, – продавали самым последним людям. Эти же десятильники торговали по деревням вином и заповедными товарами.

Если таковы были действия десятильников, разосланных в уезды митрополитом, – то нравственный уровень духовенства значит был очень низок, потому что, по установлению Вселенских патриархов (7206 года) 1697 года, в десятильники надлежало назначать «духовнаго чина людей добрых и искусных, которые правосудие в людях духовных чинили с кротостью».

Властвовали над мирским населением и стрельцы, злоупотребляя своими правами служилого элемента. По определению составителя кунгурских актов А. А. Титова стрелец – вор, озорник, страшный ругатель. Стрельцы разоряли инородцев постоем, довольствуясь на их счет едою и питьем; теснили мирян; задерживали и притесняли торгующих – и воеводы смотрели сквозь пальцы на безпутство стрельцев. Казаки и другие ратные люди этого времени были немногим лучше стрельцов.

Теснили народ и подъячие, развивая в нем к тому же и наклонность к кляузничеству.

В XVIII  веке положение дел в Сибири ничуть не улучшилось; рвали и грабили все, кто имел малейшую к тому возможность.

Образование губерний не уменьшило злоупотреблений, но создало в крае новую большую силу, пожелавшую, как и все мелкия, воспользоваться прерогативами своего положения. В силу отдаленности Сибири от правительственного центра, произвол губернаторской власти в оной достиг наивысших размеров и положил основание тому деморализующему началу, которое продолжает действовать и ныне.

Как на образчики, для обрисовки положения дел в Сибири по части лихоимства в начале XVIII столетия, можно указать на следующие факты:

В 1700 году[19] воеводы: красноярский – Мусин-Пушкин, мангазейский – Юрий Шашкин и илимский – Федор Качанов, дъяк Данила Берестов и тобольский дворянин Федор Тутолмин были командированы в Красноярск, для разбора жалоб всех жителей этого города (более 400 человек) на бывших воевод Алексея и Мирона Башковских, а затем Семена Дурново, которых красноярцы устранили от воеводства.

Из поданных красноярцами жалоб видно, что воеводы эти окружали себя ссыльными людьми из числа участников в заговоре Федьки Шакловитого, которым смерть заменена пожизненною ссылкою – и грабили как русских, так и инородцев, что и побудило многих ясашников разбежаться в разныя стороны. Воеводы казнили смертию безвинно и русских людей и инородцев; пытали и били безвинно кнутом «для своих прибытков и корыстей»; отнимали у обывателя скотину.

В наказе о производстве розыска по упомянутому делу выражено, чтоб поступить с виновными воеводами и сборщиками ясака по всей строгости закона, «чтоб впредь иным воеводам и ясашным сборщикам на то смотри, неповадно было воровать и государеву Сибирскую страну разорять и всякие доходы нагло красть и умалять».

Голова Владимир Атласов, отправленный из Москвы для управления Камчаткою, в 1701 году, двигаясь с подчиненными ему людьми из Тобольска к Якутску, на р. Тунгусске ограбил дощанник с китайскими товарами, принадлежавшими купцу Логину Добрынину[20]. За это дело он, по жалобе купца, посажен, по прибытии в Якутск, – в тюрьму, но впоследствии освобожден и в 1707 году отправлен в Камчатку в  качестве начальника, где и был убит в 1711 году возмутившимися против него казаками. В челобитной царю от служилых и промышленных людей, убивших Атласова[21], выражено что они убили его «для того: опасаяся от него Володимера к себе убойства. И прежде сего он Володимер нашу братью служилых людей многих ножем резывал, и в камчадальских острогах служилаго человека Данилу Беляева тем вышеописанным палашем калывал на смерть». Последним поводом к убиению Атласова послужило то, что он утаил для себя чернобурую лисицу, которая служилыми людьми была внесена в государеву казну.

В 1709 году[22] в Камчатку отправлен прикащиком сын боярский Петр Чириков, которому приказано выдать полное денежное жалованье казакам, – но он вместо денег выдавал товары; затем он стал жить негоразно, забыв «страх Божий… и великаго государя денежною соболиною казною воровал и в Якуцку… государя денежную казну воровски на покупку товаров 200 рублев денег издержал; и будучи… в камчадальском остроге торговал, холст продавал по 2 аршина на лисицу, а выбойку по аршину на лисицу, табак золотник по 3 лисицы… и вышло в продажу по цене на 20 сороков соболей, а те соболи положил» он в казну, записав своими пожитками. – Вместо денежного жалованья Чириков выдавал служилым холстом, по 12 аршин за оклад в  5 рублей и от этой выдачи брал себе скупы, по 2 рубля из окладов, требуя, чтоб в книге расписывались в получении полностью деньгами, а не товаром.

Он же, Чириков, купив в 1708 году в Анадырском остроге 150 оленей за 100 рублей казенных денег, продавал служилым по 2 р. с полтиною одного оленя, или же обменивая на 10 или 15 лисиц.

Он же, донося в 1709 году о походе на Олюторов на р. Карагу заявил об отбитии у него государевой денежной казны на 200 рублей – неправильно. Собирал по Усть-Камчатке ясак один, без целовальников и присвоил соболиную казну себе, не записав в казну имен ясашников, уплативших ясак. В нижнем и верхнем камчадальских острогах чинил «ясачным грабительство, обиды и налоги великия и разорение не малое, рыбныя кормы и зимние припасы, сарану и кипрей, дворовым своим ребятам велел отнимать без остатку; а лутчих… ясачных иноземцев… для своих бездельных корыстей, кнутьем и батоги бил не по вине на смерть». От  притеснений Чирикова многие инородцы умерли голодною смертью, а иные разорились в конец, а некоторые вынуждены были продать своих жен. Наконец Чириков отправив пятидесятника Ивана Харитонова в поход на Большую реку, с командою в 40 человек, не хотел поддержать оного, когда получил известие о том, что Харитонов, подавленный многолюдством неприятеля, заперся в острожек в ожидании помощи, не поддержал потому, что запьянствовал с новым прикащиком Осипом Липиным, прибывшим к нему на смену.

Прикащик Осип Липин, по донесению казаков, «для своих корыстей», начал к ним «всячески приметываться,.. сажать в казенку… и не по вине… бить кнутьем». – Поручал, вместо себя, служилым людям собирать ясачную казну в Верхнем и Нижнем камчадальских острогах, «учал… в ясачную пору ездить по иноземным острогам, чиня инородцам «для своих корыстей» всякия обиды, налоги и приметки, бил многих на смерть», не по вине. При этом Липин, также как и Чириков не выдавал казакам полного жалованья и вместо денег выдавал по 6 золотников табаку, требуя росписки в получении денег. Когда казаки просили дозволения идти проведывать про Японское государство – он признал их бунтовщиками и сажал «их за то в омулку и в заклепные железа заковывал и морил томною голодною смертию» и обещал отпустить на разведки, если ему дадут благодарность. Брал взятки с «опланских мужиков» и для своей корысти громил лучшего из них Юртина.

Перечисленныя деяния названных прикащиков довели ожесточение казаков и ясачных иноземцев до последней степени и казаки, убежденные в том, «что за дальным разстоянием» жалоба их не дойдет до государя, потому что прикащики не допустят челобитной даже до Якутска, признали нужным убить их обоих и донести об этом государю.

В донесении казаков об убиении прикащиков было приложено росписание пожиткам, отобранных у них. Из этого описания видно, что прикащики скоро наживали состояния, так, например, отобрано:

                                                            соболей                   бобров                лисиц

от Чирикова……………………. 15 сороков.                 20                  500

 «  Липина……………………… 20      «                         30                  400

Чириков мог еще собрать 15 сороков соболей поминками и разными операциями, так как до дня убиения пробыл в Камчатке более 2 лет; но Осип Липин прибыл в камчадальские остроги в августе 1710 года[23] а уж в начале 1711 (29 генваря[24]) был убит, оставив пожитков более, чем успел собрать Чириков за 2 года.

О том как сильно были возмущены казаки злоупотреблениями прикащиков, можно судить по быстроте роста возстания камчатских казаков. Липин был, убит по приказанию служилого человека Даниила Анцифирова, казаками: Харитоном Березиным, Григорием Шабановым и Степаном Большаковым 29 генваря, а уж 30 генваря, на призыв Анцифирова, под его начальство собралось 31 человек служилых и промышленных людей в Верхне-Камчатский острог, с которыми он отправился в Нижне-Камчатский острог, где захватил ясачную казну и пожитки Липина. К 20 марта под начальством Анцифирова было уже 75 человек, с которыми он забрал Чирикова в Верхне-Камчатском остроге и бросил в воду[25].

Расходившиеся казаки не могли удовлетвориться смертью двух прикащиков, когда еще оставался в живых почему то засидевшийся в Камчатке прежний прикащик Владимир Атласов и казаки Алексей Посников, Григорий Шабанов, Андрей Петровых покончили с ним, также по приказанию Анцифирова.

Помышляли казаки убить и прикащика Василия Севастьянова, который был отправлен в Камчатку из Якутска в 1710 году[26].

Замечательно то обстоятельство, что возставшие казаки пользовались сочувствием духовенства. Из показаний, данных одним из бунтовщиков, Григорием Переломовым, видно, что по разделе захваченного от убитых имущества, дана архимандриту Мартиану шуба из собольих лапок, дворовые люди Петра Чирикова: Щочка и Чистяк и Владимира Атласова – дворовая девка Настасья.

По прибытии в Камчатку прикащика Василия Севастьянова, Даниил Анцифиров, находившийся в Большерецком остроге, не пожелал сдавать должность закащику, которого отправил туда Севастьянов, ссылаясь на необходимость дождаться ответа на поданную им челобитную. Это обстоятельство побудило Севастьянова оставить Анцифирова в Большерецком, тем более, что он представил собранный ясак и обещал правильно собирать таковой и впредь.

5 марта 1712 года[27], то есть ровно через 2 месяца после отправки Анцифирова, новым прикащиком, в Большерецк – он был убит 17 казаками, при нем бывшими, на р. Давачике, озлобившимися на него коряками.

Вместо Анцифирова в Большерецком остроге сделался прикащиком Иван Козыревский, самовольно прогнав служилого Федора Шелковникова, которого хотел поставить Севастьянов. Гарнизон Большерецкого острога подчинявшийся Козыревскому доходил до 50 человек. Этот Козыревский, подчинившись прикащику Василию Колесову, присланному на смену прежнего в 1712 году[28], оставлен на месте, и в апреле 1713 года, приняв под свое начальство 55 служилых и 11 иноземцев с острогов: Большерецкого, Верхне-Камчатского и Нижне-Камчатского, отправился для проведывания морских островов, южнее Камчатскаго носа и добывания сведений об Японии.

Из состава Большерецкого гарнизона казнены только 2 человека, по указанию Козыревскаго, а именно Григорий Шабанов и Харитон Березин, обвиненные «в ножевом дерзновеньи и резаньи»[29].

Отъезжая с ясачною казною в Якутск, Василий Севастьянов оставил закащиками: в Нижне-Камчадальском остроге – Федора Ярыгина, а в Верхне-Камчадальском – Константина Кыргызова. Последний пожелал сделаться главным лицом в Камчатке, для чего с 15 человеками приплыл в Нижне-Камчатский острог и захватив закащика Ярыгина, требовал от него выдачи расписок. В след за сим он начал переманивать к себе по одиночке Нижне-Камчатский гарнизон, но к нему пристали только 18 человек. Не надеясь с этими силами отбить ясачную казну, которая охранялась остальными людьми гарнизона, под начальством служилого Богдана Конашева, Кыргызов отплыл в Верхний острог, заявляя, что не пустит туда нового прикащика, а если не пришлют из Якутска в Камчатку нового начальника то станет собирать ясак, в казну великого государя один по всей Камчатке. Имущество отнятое им у Ярыгина и попа Ивана Петрова, поделил на всех служилых Верхне-Камчатского острога.

Насилия над иноземцами, учиненныя Кыргызовым и его людьми, разогнали их и вновь прибывший начальником на Камчатку, Василий Колесов, с трудом и нескоро мог собрать необходимое число иноземцев в подводы для сплава судов.

Прибыв в Нижне-Камчатский острог, Колесов потребовал от Кыргызова представления приходных и расходных книг и собранный ясак, но получил отказ и служилый Иван Байкаловский с людьми, отправленный в Верхне-Камчатский острог для сказанной цели, прогнан.

Вскоре после сего Кыргызов с 30 человеками подступил к Нижне-Камчатскому острогу и требовал у Колесова указной памяти, для проведывания Карагинского острова, стараясь в тоже время склонять на свою сторону Нижне-Камчатский гарнизон. Памяти Колесов не дал и гарнизон на его сманивания не поддался, вероятно, потому, что Большерецкий заказчик Козыревский, с 50 человеками, уже подчинился и, стало быть, сила была на стороне Колесова.

Потерпев неудачу в своем намерении, Кыргызов ушел в Верхне-Камчатский острог, где вслед за сим был захвачен, с преданнейшими ему людьми, образумившимися казаками, под начальством Майорова, и, по учинении ему розыска, казнен, с служилым Беляевым[30].

Тогда же выяснилось, что Василий Севастьянов, собирая ясак с инородцев, не записывал и том в книги, по крайней мере, по донесению Колесова, «книг и заручных в них отписей не явилось», что и побудило его доправлять недоимки «правежем повсядневно».

Бунт и грабежи казаков Колесов объяснил существованием «картежнаго и костянаго откупов». Он доносил, что «в камчадальских острогах повсягодно чинятся промеж служилыми людьми шатости и убийства, и всякие грабежи, потому что они на те зерни на картах и на костях проигрываются до нага, и достальную лопоть свою и обувь и собаки и нарты и всякие свои заводы проигрывают без остатку»[31].

Шатость в казаках Колесов объяснил также тем, что между ними много тобольских уроженцев и просил впредь высылать в камчадальские остроги «якутских жителей добрых людей».

Всего служилых и промышленных людей, в 1712 году, в камчатских острогах значилось:

в Большерецком………………. 37 челов.

       « Нижнем……………………… 70     «

« Верхнем………………………36 челов.

с Козыревским, в отъезде для

 проведывания Японии………..55     «

                         Итого……….. 198 челов.

Василий Севастьянов, возвращаясь из Камчатки в Якутск с государевою казною, был задержан на р. Тумлатской немирными иноземцами, и просил о высылке к нему помощи.

К этому времени выяснилось допросами Колесова, что камчатские казаки бунтовщики хотели тоже не допустить казну дойти до Якутска и поделить ее между собою. В силу изложенного, прикащик Анадырского острога дворянин Афанасий Петров получил наказ с служилыми людьми Анадырского острога идти на помощь к Севастьянову, а затем в Камчатку, для усмирения бунтовщиков. Для тех же целей отправлен из Якутска, в 1713 году, дворянин Иван Енисейский, с тем, чтоб в Камчатске сменил Колесова[32].

Из допроса Григория Переломина выяснилось, что той казны которая была награблена бунтовщиками в 1711 году, под начальством Анцифирова и Козыревского, пришлось на каждого из 75 казаков, бывших под их начальством:

по 1 ?  сорока соболей,

«   20 лисиц красных,

       «     2 бобра,

да осталось неразделенным:

12 шуб собольих пластинных,

                                     10 шуб собольих пупковых,

                                     20 бобров морских,

                                     19 сороков соболей и недособолей,

                                     80 лисиц красных,

                                     30 лисиц сиводушных.

Прибытие помощи под начальством Петрова и Енисейского выручило Севастьянова, и он благополучно доставил свой транспорт в Якутск. Тогда анадырский прикащик Афанасий Петров остался в земле олюторов и приступил к постройке Олютарского острога, а камчатский прикащик Иван Енисейский отправился в камчатку на смену Колесова.

Из Камчатки оба названных прикащика, а также Афанасий Петров, возвращались вместе, и, благодаря вновь построенному острогу, благополучно миновали землю олюторов, но при дальнейшем следовании, своими несправедливыми требованиями возмутили юкагиров, живших у Акланского острога, которые их убили и ограбили государеву казну в декабре 1714 года[33]. Казна эта состояла из сборов 1713 и 1714 годов и по донесению прикащиков исчислялась[34]

За 1713 год (Колесова) окладных:

                     лисичных и с пластинами

                     соболей…………………..   63 сороков, 39 соболей.

                     лисиц красных ………….  395

                         «    сиводушных……...      3

                     морских бобров…………  105

                     денег разных сборов 40 р. 31 алт. 2 деньги.

За 1714 год (Енисескаго) окладных,

                     лисичных с пластинами

                      соболей…………………    77 сороков 22 соболя.

                      лисиц красных …………  367

                         «     сидовушек……….      7

                      морских бобров…………    37

за 1713 год (Козыревскаго)

                       золота красного…………   22 золотника.

Для розыска по упомянутому  разбою и для усмирения юкагиров и акланских коряков, отправлен из Якутска дворянин Степан Трифонов, с отрядом, в состав которого зачислены[35]

Анадырского острога – дети боярские: Филипп Михайлов, Тимофей Антипин, Федот Амосов и 51 рядовых, новоприборные: Афанасий Рындин и 4 челов. Индигирские жители: Андрей Берескин  и 10 челов. С Колымы: Алексей Кузаков и 13 челов. С Усть-Яны – Алексей Марков и 13 человек, тайнотчики: Захар Понятовский и 60 челов.; служилые люди с Трифоновым – 60 человек.

Трифонову вменялось в обязанность привлечь возставших иноземцев к шерти ласкою и обстоятельно вызнать: «людям убийство и разграбление великаго государя камчатской казны от чего учинилось? Не от налог-ли каких тех вышеписанных побитых прикащиков, или от Петра Татаринова (был анадырским прикащиком) и служилых людей такое убийство учинили?».

И этот то доверенный человек за деньги отпускал служилых людей с дороги в Якутск и брал подарки от юкагиров, разбирать действия которых прибыл (донос Алексея Маркова[36]. Трифонов донес, что восстание юкагиров учинилось от обид прикащиков Афанасия Петрова с товарищи[37]. Петров продавал им оленей на корм, по 3 и по 4 лисицы; брал у них поминки себе прежде ясачного платежу и чинил им обиды и налоги.

Убив Петрова, юкагиры подговорили к возстанию акланских коряков, которые и сожгли в юрте Колесова и Енисейского. Всего убито за это возстание 72 человека, да в плен взято 50 человек[38].

Казна, разграбленная юкагирами и коряками, почти вся была распродана ими казакам и служилым людям – в олюторском остроге, и тем, которые с пятидесятником Алексеем Петриловским, направлялись на Камчатку. Служилые и казаки выменивали соболей на табак «давали де табаку по 3 и по 4 цылима на соболя», и затем все вымененные меха делили по паям. Закащики Василий Атаманов и Илья Фролов, а также пятидесятник Алексей Петриловский торговали особо. У Петриловского казаки покупали фунт табаку за 40 соболей[39].

Петриловский пробыл в Камчатке больше других начальников и превзошел всех своих предместников по лютости и жадности. Казаки долго его терпели, но наконец не выдержали, возмутились, заключили его в тюрьму и отобрали в казну его имущество, в количестве: 141 сороков соболей, 2000 лисиц, 207 бобров и 169 выдр[40]

В 1718 году в Камчатку отправлены прикащики: в Верхне-Камчатский – Иван Уваровский, в Нижне-Камчатский – Василий Кочанов, в Большерецкий – Иван Поротов. Из них Василий Кочанов в 1718 году, за притеснения, свержен казаками и посажен в тюрьму, откуда он однако успел бежать[41].

Злоупотребления начальствующих лиц сказывалось и на всем севере Сибири. В 1713 году прикащик разведочной партии о жилых островах против устья р. Яны, – Меркурий Вагин был убит своими подчиненными за то, что, когда они оголодали, то завладел неводом для ловли рыбы лишь для себя и ближайших людей и даже хотел убить тех, кто ему не был люб[42].

В 1715 году, с того же Усть-Янскаго зимовья, прикащик Алексей Марков доносил, что он не может делать разведок потому что прикащик Иван Мухоплев забрал собак у отпущенных им в Якутск казаков и другим покупать собак не дает, а своих безденежно не хочет поставлять под разведочную партию[43].

Страницы

Предыдущая                  На главную                Следующая