Смесь

I.

ВОЗПОМИНАНИЕ О ТОБОЛЬСКЕ И ЕГО ОКРЕСТНОСТЯХ

Кто хочет видеть нечто прекрасное в Натуре, тот поезжай в Тобольск. – Положение его необыкновенное и удивительное тем более, что по временам года в двух различных картинах представляется он взору.

Почему, говорю я, две картины имеет город сей? – потому что весною – при разлитии Иртыша, омывающего величественную гору, главное местоположение Тобольска, со всеми совокупными с ним реками – представляется зрителю, стоящему на берегу площади пред крепостью или бойницами и обращенному к луговой стороне – совершенное море, по которому кое-где, как бы разсыпанные острова – видимы с разными селениями, большею же частию иноверческими, то есть, Татарскими. Вид сей от огромнаго каменнаго здания близ Соборов для пребывания Генерал–Губернатора назначеннаго, кажется еще удивительнее, а особливо в вечеру при закате солнца. Во время заката солнечнаго и восхода луны я находил в Сузгуне, недалеко от сих мест лежащего, молящихся Татар.

Живучи в Тобольске часто въежжал я на простой оседланной лошади верьхом по казачьему взвозу на площадь крутаго берега Иртыша и душа моя всегда тосковала, что невиден никакой памятник на оной Ермаку: ибо нет приличнее места поставить его, как посреди сей площади. Увидя его здесь путешественник сказал бы:

«Мир праху твоему Ермак!

«Да увенчают Россияне

«Из злата вылитый твой зрак,

«Из ребр Сибири источенна

«Твоим булатным копием.»

И. И. Дмитриев в Ермак.

Второй вид Тобольска в летнее время, при опавшей или в ложа свои вместившейся воде, при благоразтворении и свежести воздуха, дыхание человека не токмо поддерживающаго, но и укрепляющаго, еще занимательнее. В сие время нельзя приятнее найти места, как называемое Паниным бугром, над которым в полночь, как бы на своем меридиане в чистоте ефира плавающая луна, всего более меня возхищала. – Панин бугор сей, горным протяжением примыкается к возвышенности Чувашскаго мыса. Часто сидел я на оном в прекрасныя, луною освещенныя ночи Сибирския и смотрел на заречную сторону. -–Там леса кедров, пихт и других деревьев в диком состоянии своем, представляя кущи в перемешанных цветах зелени, являют символ неразрушимости Природы. – Часто светил надо мною ясный месяц – и лучи его играли по зыблющимся водам Иртыша и Тобола… И сие было время средилетия.

Окрестности Тобольска не менее пленительны. Они нередко вызывали меня из города и заставляли делать прогулки довольно дальния. – Не говоря о сем в подробности, скажу однакоже об одной из них, по многим причинам заслуживающей пред всеми другими преимущество.

6-го Июля при склонении солнца сели мы с друзьями на лошадей и при закате онаго приехали в Ивановский Монастырь, отстоящий от Тобольска верстах в 7-ми. Какое место1 – истинно удивления достойное; - святость мирной обители, как бы нарочно приосенялася святостью Природы; - тенистыя рощи приводят здесь в особенный восторг путешественника; - благочестие же и набожность обителей Монастыря Ивановскаго, а более  странноприимство и добродетели Настоятеля онаго достойны всего уважения.

Переночевав в Монастыре, спешили мы на верховых лошадях своих далее к Абалаку, другому Монастырю, на крутизне берега величественнаго Иртыша верстах в 25-ти существующему.

7-го Июля должны мы были видеть редкое явление набожности народа Сибирскаго. – В сие время подымалася Икона Божией Матери, Абалацкою называемая, для перенесения в город Тобольск, в день Св. Великомученика Прокопия, т.е. 8-го Июля; 7-го же доносят ее токмо до Ивановскаго, где находится до утра; а с нею вкруг всего монастыря ночует и народ. – Какое удивительное из всех окрестностей Тобольска стечение онаго – ето многия тысячи. – Все сие тем занимательнее, что народ бывает тут празден из набожности в самое нужное время для сельских работ и на многие дни.

Никто без особеннаго умиления не может смотреть на чествование сей Иконы: ибо все 25 верст от Абалака несут оную с крестами и горящими свечами…народ падает ниц пред нею…

В самый же день Великомученика Прокопия утром подымается она из Ивановскаго Монастыря и несется в Тобольск. – Какое  торжество Христианской религии! – за две версты от города встречают Икону все духовенство и Градоначальники с особенным великолепием и благоговением. – Архиерей приемлет ее на руки свои, все прикладываются к оной, лобзают и в удивительном стеснении, как будто на общих руках несут в Собор.

Проводив Икону и насладивши чувства мои уважением истинно богобоязливаго и почтительнаго народа Сибирскаго и веря, что Образ сей, действием Божественныя силы свыше, производил над нечто непостижимое во нравах, в 8 часов вечера пустился я опять к прелестному Абалаку, дабы осмотреть Татарское укрепление под деревнею Нижнеярковою, и утром поспешить в Тобольск к торжественному перенесению Иконы с горы из Собора в Знаменский Монастырь[1] Желание мое исполнилось. – Красоты природы меня восхитили…

Возвращаясь в Тобольск, вижу зрелище превосходящее мое ожидание. Со всем великолепием несется Икона из Собора ко Знаменскому Монастырю по Прямскому взвозу. – Если бы живописец стал здесь на так называемом яру, что на крутизне горы Тобольской пред домом Генерал-Губернаторским: то увидел бы он редкое явление крестнаго хода пред собою: - разнообразность и приятную для глаз пестроту, богатство жителей, рвение их к обрядам религии и необыкновенную набожность. –

Народ за Иконою, как быстрая река низвергается вниз по Прямскому взвозу, разливается по улицам и принеся ея в Знаменский Монастырь оставляет в оном до Ильина дня, где молюбствуя пред нею ежедневно наслаждается отдохновением и невинными как утехами, так и удовольствиями.

Народ, стекшийся из всех окрестностей Тобольска в великом множестве, по принесении Божеству своей не лицемерной жертвы, разходится из храма по городу. – Ряды торговые и дома жителей Тобольских наполняются оным, который во все время между днем Св. Великомученика Прокопия, т.е. 8-м числом Июля и днем Св. Пр. Илии, т.е. 20-м числом там проживает.

В. Дмитриев.

II.

НЕЧТО О РУССКИХ В СИБИРИ СТАРОЖИЛАХ

Издавна сделано замечание, что образ жизни, нравы и обычаи народные зависят от климата, выгодности местоположения, правления и соседства с другими народами. – Истина сия открывается весьма ощутительно из сравнения Русских, так называемых, старожилов в Сибири живущих, с единоземцами их внутри России обитающими.

Общество сих старожилов, основалось в Сибири, во первых: из пришлых сюда из многих мест России разнаго звания людей под именем промышленных; во вторых: из крестьян переведенных из Москвы, Каргополя, Перьми, Вятки и других городов для разпространения в здешнем краю землепашества; в третьях: из ямщиков, выведенных из России в Туринск, Верхотурье, Самаров и прочия места для возстановления свободнаго сообщения  России и Сибирью, которые и до ныне составляют особое сословие ямщиков; в четвертых: из Донских козаков, зашедших в Сибирь с Ермаком и в последствии времени присланных для дальнейшаго покорения сего края, вместе с стрельцами; в пятых: из купцов, мещан и из людей других состояний от вышеписанных род свой ведущих.

Хотя и посельщики, с некотораго времени ссылаемые за преступления в Сибирь и от помещиков в зачет рекут, по миновании трехлетней льготы, поступают наровне с старожилами в крестьянское состояние; но они весьма далеки от сих последних, как в образе жизни, так и в нравах.

Сибирские старожилы сохранив не прикосновенными гостеприимство………………………

……………………………………………………………………………………………………….

……………………………………………………………………………………………………….

меха сибирские, которые еще более возвышают естественную и не поддельную их красоту; ибо имеют к тому много и от сокровищ Природы и от деятельности супругов своих, умеющих оными пользоваться. Но сия женскаго пола склонность к убранству, кажется повсеместна. Отличительная же черта свойства женщин в Сибири есть непоколебимая их верность к супругам своим и внимательное, искусное и бережливое домоводство; прочность в содружестве и примерная любовь к детям. В обыкновенные дни живут оне уединенно в кругу семейства своего и пекутся о благосостоянии дома, а праздничные вначале посвящают Богу, потом дружбе, любви и веселости.

Оне выходят замуж рано, лет около 15, рано рождают и детей, всегда почти крепких и здоровых; за сие имеют щастие видеть от них и внучат себе подобных к утешению во время продолжительной старости. Матери детей своих вскармливают в Сибири все собственною грудью и слово кормилица там почти не известно: ибо имеют крепкое и способное к тому здоровье. – Мальчики во всем, как физическом, так и нравственном наследуют от отцев, а девушки от матерей. – В мальчиках примечается некоторая как бы грубость – девушки чрезвычайно как застенчивы, скромны и молчаливы, но весьма миловидны, трудолюбивы и искусны в рукоделиях. –Вообще же почтительны к своим родителям, нежны сердцем и чувствительны.

Г. Спасский

III.

НЕЩАСТНЫЙ

Ни в чем не открывается столько доброта Русских в Сибири старожилов, как в поступке с теми сожалениями достойными существами, которая по заблуждению ли ума и сердца своего в лабиринт страстей – или почему иному, преступивши закон блюдующий общественное благо, соделываются по справедливой строгости онаго новыми пришельцами в страну Сибирскую и окореняются в ней жительством. – В сем поступке Сибиряков заметно доброе их и праведное сердце. – Они с тонкостию наблюдают сего пришельца – читают, как бы в глазах вину его преступления и угадывают: одному оказывают сострадание и дают возможное вспоможение, другому с перваго взгляда вид совершеннаго презрения; от сей причины услышишь в Сибири два значительныя им названия: первому, как бы сожалительное нещастный, последнему как бы в ужасе приводящее варнак, производя оное по своей методе от Варравы, а ближе кажется всего, что оно получило начало свое от слова вор. Такое замечание и чувствительность Русских в Сибири старожилов отчасти можно почесть справедливым: ибо многие из сих последних почти не стоят сожаления и правительство имеет большое затруднение наблюдать за развращенными их и злодеяниями отравленными нравами; но что касается до так называемых нещастных, то они иногда действительно более достойны сожаления, чем презрения; что во многих случаях и милость Монаршая, повелев сообразить силу закона с милосердием своим, произвела в действо и прощением гнев свой в благодеяния обратила. Сие я видел на самом опыте и коль велика была благодарность к Престолу страдавшаго за ветреность молодости своей.

Подъезжая к Тобольску на последней станции остановился я для перемены лошадей – час был 5-й по полудни – в сие время входит ко мне в горницу простой по одежде своей, но значительной по физиономии и величественнаго вида человек. Одежда его состояла из простаго холщеваго балахона, кожанной картуз держал он под мышкою, а на ногах имел чарки, обыкновенную простонародную обувь в Сибири. Начав с ним говорить я заметил в нем сведения выше состояния его; разговор наш продолжался около часа. – Но как лошади между тем  были уже готовы и мне надобно было ехать и так простясь с ним и пожелав, чтобы участь его переменилась – что и действительно последовало по милосердию Монарха лет через 6-ть потом я отправился в путь разставшись с ним не без сожаления.

- Не хочу упоминать кто он: ибо известной он фамилии и возвращен со всеми его привилегиями. В бытность мою в Тобольске сей нещастный не редко прихаживал ко мне в большие праздники и поздравлял меня с оными. Ценя достоинства его, я давал ему всегда, что мог и он с благодарностию принимал.

Чрез четыре года потом, нужно было мне ехать по той же самой дороге и чрез туже деревню, близ которой жил он – я остановился и нещастный не преминул придти ко мне: ето было около полудня – лошади были еще не готовы, время обеда наступало и он как бы в знак благодарности просил, чтоб я посетил его хижину… Путешественник должен быть любопытен – я согласился на его предложение, вошел в огород его и садик, собственными руками его обделанный, потом в его крестьянской чистой и укромной домик и в нем увидел лет 16-ти или 17-ти девушку, в простом, голубом сарафане, с повязкою на голове и косою, придававшею еще более приятности ея красоте. Она в минуту нашего прихода выдвигала из печи горшки. – Мебель домика состояла вся из чистых, вымытых по всем сторонам приделанных лавок и стола, зеленым ковриком покрытаго и в переднем углу поставленнаго, за который и посадил меня хозяин; тут против себя увидел я несколько при дверях земледельческих оружий… потом просил он ласково управлявшую приготовлением пищи, чтоб она поспешила и села бы с ними вместе кушать. Обед не изобильной был, но у беднаго и хлеб с солью приятен. – За столом завел он с девушкою разговор, касательно наук, как то : Истории, Географии и других на Французском языке, начал рассуждать с нею на Италианском о поэзии и она сидя в приятном простом своем сарафане отвечала не все предложения его не только правильно; но нежно, даже восхитительно – и обратила на себя все мое внимание. – Вскоре спросил я нещастнаго, кто сия особа, которая показывает в себе такое отличное образование: ето дочь моя, отвечал он, единственная утеха в моей горести и возобновление всего того образования, которое получил я в благополучной моей молодости…Щастливы вы, сказал я, щастливы и в самом вашем нещастии – вы доказываете опытом, что незнатность только и богатство дать могут хорошее воспитание, но бдительность родительская.

В.Дмитриев.

IV.

СИБИРСКИЙ КЕДР

Славтеся места любимыя солнцем, гордитесь высоты Ливанския своими кедрами: не видя вас в моем отечестве, на матерой земле России принадлежащий, не смею и величать вас. – Но за то в глазах моих тенистый кедр богатой Сибири. Он не уступит вам в красотах своих и мне вас заменит.

Какое величество в осанке  сего дерева, какая освященная тень в густоте лесов его, которые одевают холмистые берега величавой реки Оби, от самых вершин ея, состоящихся на соборе редких красот природы в амфитеатре, голубеющимися Катунскими горами обнесенном, из слития мчащей воды свои реки Бии с тихими водами Катуни. Войдите в тенистые леса кедровые там встретят вас дремоты лесной жители. – Заколеблются и зашумят многоплодныя ветки кедра от скока резваго и прекраснаго соболя, прыгливой белки или полосатаго бурундука, изпуганных стрелою, пущенною из лука звероловца.

Богатство кедровых лесов Сибирских многозначительно для самых выгод Государства. Оно значительно для внутренней, а может быть и внешней торговли, важных отраслей Российской економии. Звериная ловля, ореховый промысел[2], самый лес в дереве, со всеми от него произведениями, оставляя уже то, что колоритом вечно зеленеющагося цвета своего делает разительную оттенку в великолепных картинах дикой природы, могли бы приностить великия и неистощаемыя выгоды, если бы для сбережения сего Государственнаго на времена будущия сокровища, приняты были нужныя и возможныя меры к отвращению тех гибельных для него случаев, когда оное не имея известных просек или разделов и оставался по малолюдству без присмотра и наблюдения, пожираемо бывает на величайшем пространстве всеразрушительным пламенем, раждаемым бунтующими стихиями или случайностию.

Всего же более поразит странствующаго путника красота величественных кедров, когда он увидит их на холмистых высотах, в зрамовидных куртинах среди цветущаго луга, а тени которых, или вокруг их, богатые Сибирские старожилы и пришельцы, от избытков не истощенной природы сердцем и душею благодарные Богу и властям с кротостию ими управляющим за свое довольство, храня нравы простоты, ум, доброту и гостеприимство предков своих, в кругах семейственных, преисполненные чувств восхищения играют и веселятся. – О как пленительна и приятна картина народнаго веселия! – Или когда случится путешественнику в Сибири проехать при бледном свете луны ту священную обитель смерти, где мрачная тень ветвистых кедров разлагается по могилам Музульманов. Какими чувствами преисполнится тогда душа странствующаго1 Кладбища Сибирских татар и других иноверцев все почти прикрыты сению уединенных рощ и какой вид, особливо в дали? Какое зрелище, когда величественный кедр, разкинув иглистые грозды свои над гробами усопших, сквозь которые едва только могут проницать серебренные лучи светлаго месяца, покоит тленные остатки человека ликовавшаго некогда в мире и любовавшагося его красотою.

После изображения красоты кедра Сибирскаго, надеюсь приятно будет прочесть и анекдот благодеяние его. Восхитительно видеть соотношение, почти моральное, бездушных веществ с существами разумом и душею одаренными в подлунном мире сем..

Живучи в Тобольске, часто наслаждалися мы с друзьями прекрасным летом Сибирским, прогуливаясь в его окрестностях; ибо жители весьма добры и любезны, а особливо на службе в бытность мою там находившиеся, которые приносят туда с собою и нравы и образование и приятность обращения столиц, а чрез сие разсевает угрюмость Сибиряков, которые вообще сказать, для общежития дружескаго способны и если не замешаются какие либо интересы, на которые имеют некоторые из них быстро устремленное око, то любезны и занимательны для путешественника в семейственных кругах своих.

В половине Июля, начав прогулку с друзьями для осмотрения достопримечательностей в прелестных окрестностях Тобольска, в 9 часов утра, при свежести воздуха, оживляющаго там во время сие человека, выехали мы из Сузгуна на Тарскую дорогу, часов около 11 до полудня и остановились.

Как зима бывает в области Тобольской жестока, как осень суха и непосредственно с зимою сообщается: так весна, после суровсти зимней, удивительно как содружествует с летом и лето Сибирское бывает жарко, а особливо в Июле и до половины Августа.

Собственная наша усталость и утомление от зноя летняго, также усталость верьховых наших лошадей в течении почти трех часов или с гор ниспускавшихся, или на крутизны возходивших – все побуждало нас искать некотораго, хотя кратковременнаго, отдохновения.

Таким образом верстах в семи не доезжая обратно до Тобольска, поворотили мы в право по тропинкам, в тени березовых рощиц и кустарников – тропинки сии вывели на конец нас на прекрасную долину, пред подгородною не большою деревенькою на ней расположенною. Мы сошли с лошадей, привязали их под тень то сосны, то пихты, то березы – товарищи пошли искать себе подкрепления пищею; - я же остался на долине и взглянув на одну из хижин, увидел, что пред укромным и чистым, как везде в Сибири, Русским крестьянским домиком: ибо Татарских смешивать не должно, потому что все улусы их и построение в оных как бы разбросаны и весьма не токмо безобразны, но даже по не чистоте и не опрятности своей отвратительны – простирается прекрасною зеленью покрытый луг, а на оном в довольном отдалении величается семь сматерелых уже кедров…

Вид группы сей и священная тень отвлекли меня от последования за товарищами… Я пошел в сию святыню природы для отдохновения – и что увидел в ней? –

Старца из казаков Сибирских на дерновой скамейке, в простой холстинной одежде, склонив голову свою к матери сырой земле сидящаго. Увидя меня под тень кедров вошедшаго, он хотел было привстать, но члены уже не действовали, ему было около 118 лет; - не токмо сед или бел, но даже в бороде и волосах головы своей пожелтел как лунь. Долг уважения к человечеству заставил меня успокоить его и просить лаского, чтобы он не вставал и не тревожил себя. – Тогда он подвинулся и просил, чтоб я сел подле него; старик сделался для меня занимателен. Скажи любезный, говорил я ему, тебе должно быть много лет жизни? не помню барин[3] отвечал он. – Однако лет за сто есть? – и того не помню. Знаю только то, продолжал он: я отслужил Царскую службу в казаках и при блаженной памяти Государыне Елизавете Петровне в дом свой воротился. – Скажи доволен ли ты был службою? – О дай боже! здравствовать и Государыне и Воеводам. – Но мой друг скажи ты мне и то, как стары они кедры под которыми сидищь ты? – мне кажется по старости лет твоих сидеть тебе под тению их и сыро и не здорово? Ах, нет барин – ето мои дети и отрада жизни моей на старости. Я ими любуюсь, и почему , раскажу тебе:

«Вот видишь, я был как бы тебе сказать годов-годов за десяток, - хаживали мы с покойным родителем вот тут за реку в лес, не знаю за чем он ходил, или неупомню; но бирал меня всегда с собою. В одно лето отстал я от батюшки и увидел семь молоденьких кедров, вырыл их и посадил на етом месте, потом вырос и я и взяли меня по очереди в службу; служил Царю Верою и правдою как водится, уволен в доме или оставлен. Прихожу домой и все в бедности  - мужиков нет, все вымерли; батюшка помер – братья также: одне бедныя в избе бабы – тут старик заплакал – да еще ребятишки малые. Что прикажешь? – С горя пошел я посмотреть кедры свои и Боже! Они в етот только год дали первой плод и плод богатый. – С того времени и по сих пор я почитаю их за своих кормильцев. Хотел бы, если было то угодно Богу, чтобы и уснуть мне вечным сном под ними».

Я слушал со внимание слова, записал их и сообщаю теперь. Не знаю, жив ли сей почтенный старик до ныне; но душу мою восхитил вей случай, доказывающий человеку, что природа везде ему благодарна, где только трудолюбивая рука его до нея коснется: ибо благодеяние кедра во мнении сем меня утверждает.

В. Дмитриев.

Страницы

Предыдущая                  На главную                Следующая