ГЛАВА VII

Начало поселений на южной окраине Сибири. Характер заселения оной в после Петровское время до воцарения Елизаветы Петровны. Указы о ссылки преступников. Заселение Охотского уезда. Ссылка государственных преступников и перечисление лиц, сосланных из высшего сословия. Установление порядка порядков пересылки арестантов. Численность сибирского населения во второй четверти XVIII столетия. Ничтожность прироста оного.

… Во втором десятилетии XVIII  столетия Сибирь настолько обезопасилась от нападений соседей, что у местного населения пропал страх селиться в южной окраине и земледелие стало развиваться заметно, потому что бродяжничество уменьшилось.

В 1717 году[1]  крестьяне Усть-Суерской слободы Захар и Семен Шестаковы испросили у губернатора  разрешение переселиться на прежния места вверх по р. Суере. В своем прошении они заявляют, что прежняя Суерская слобода разорена казачьею ордою, и лет 14 назад крестьяне оной видя, «что та слобода от иноземцев разоряется», просили о переводе оной на новое место. Ныне же «в распространение его величества  отчины» просят дать им старую землю. Переселение это дозволено, но без избавления платежа податей.

В том же году, по просьбе новокрещенов, ясачных князцев Кошуцкой волости, Ивана Кузея и Семена Петрова, дозволено переселить в деревню Чюндурскую, для обучения хлебопашеству, - крестьян Верхотурскаго уезда, Тагирской волости: Тимофея и Дениса Софроновых и Потапа, Димитрия, Ивана и Осипа Новоселовых[2].

Заселение Сибири во время царствования Екатерины I, Петра II и Анны Иоановны, помимо естественнаго прироста населения, производилось, главным образом ссыльными.

Прибыль беглыми крестьянами и солдатами  почти прекратилась, до производства разведок в Алтайском Хребте и до узнания более удобных мест, чем те, которыя представляла тогда известная Сибирь.

Узнав, что Сибирь страна далеко не обетованная, беглые стали организовывать разбойничьи шайки во всех губерниях России. Зло это, судя по указам вошедшим в Полное Собрание Законов, развилось настолько, что доставило серьезную заботу правительству, издавшему массу указов о поимке воров и разбойников и о прощении беглым рекрутам, если они явятся  к определенным срокам, которые к тому же, постоянно отдалялись. Нет такой инструкции, наказа или регламента, за это время, в которых бы не указывались меры о поимке воров и разбойников. Те беглые, что прибыли в Сибирь в Петровское время, успели вымереть, и разумеется, не оставив, в большинстве, потомства, -  новых появилось меньше чем убыло и потому прирост сибирского населения за этот период не мог быть значительным.

Во вторую четверть  XVIII  столетия Сибирь сделалась излюбленным местом ссылки государственных преступников из лиц высшего сословия. За это же время выработались правила относительно порядка препровождения ссылаемых в Сибирь. Ссылка производилась: на заводы, на казенную работу, на пашню и просто на поселение.

Хотя в вышеупомянутый промежуток времени в Сибирь сослано большое количество людей, но следа своего в крови сибиряков, они не оставили, потому что большинство из них, перенеся пытки и жестокия наказания должны были вымереть безследно. В данное время рост сибирского населения шел от двух корней: - гулящего сброда, захватившего земли и успевшего осесться теперь, и от сосланных в конце XVII века малороссов и в Петровское время стрельцов.

Из числа нового населения сибирских ссыльных, более заметный след в крови сибиряков могли оставить ссылавшиеся на заводы, потому что туда попадал народ более здоровый. Так вскоре после восшествия на престол императрицы Екатерины I, указом от 20 апреля 1725 года[3] разрешено приписать к сибирским заводам тех беглых из России, которые родились в Сибири и забыли, откуда пришли их родители; разрешено также оставить тех из беглых, которые  обязуются высылать в места их записки, в подушный оклад, деньги положенныя на них для содержания войска. Беглых на заводах было много. Из указа видно, что по донесению полковника Сонцова, в Соликамской провинции на соляных, а в Тобольской на серебрянных, медных и железных заводах, объявились при переписи, всякого чина люди разных губерний, которые, работая, переходят с завода на завод, живут по заводским избам партиями в 200 и 300 человек. Относительно 5389 человек из них явки даны в те губернии, откуда они пришли, для занесения их там в подушный оклад; затем на соляных варницах баронов Строгановых более 600 человек тоже объявилось разных губерний, о которых и дано знать в свои места, а многие не объявляли откуда они и потому не положены в подушный оклад.

В октябре 1730 года[4] повелено ссылать на заводы в Сибирь тех из рекрутов, которые уклоняясь от службы  нанесут себе увечья, препятствующия быть в войске.

В сентябре 1732 году[5]  приказано ссылать в Сибирь, на заводы, тех беглых монахов, которые будут пойманы «не в монашеском одеянии, но в светском». Таких монахов определено  расстригать в тех епархиях, в коих они пойманы и, по передаче их светской власти, доносить об этом в сенат и синод.

На пашню садили колодников более слабого сорта чем категория заводских ссыльных. Указом сената от 22 апреля 1726 года[6] повелено «колодников, у которых за татьбы ноздри выняты и уши и носы резаны и руки сечены», сослать на вечное житье в Сибирь.

Указом от 24 февраля 1728 года[7] состоявшимся после коронования Петра II, приказано сослать в Сибирь всех колодников, виновных в разнаго рода воровствах не подлежащих смертной казни, а также и тех, которые подлежат временной ссылке  на каторгу,- первых после наказания, а вторых – без наказания.

В конце 1730 года[8]  повелено тех рекрут, которые и «учнут бегать за рубеж и пойманы будут», зачинщиков казнить, а остальных, по тяжком наказании, ссылать в Сибирь, к казенным работам. А как казенных работ, до учреждения Охосткаго порта, - помимо заводских – не могло быть других, кроме оброчных пашень, то, следовательно, и упомянутая категория ссыльных садилась на пашню.

… Генварским указом 1728 года[9],  содержавшиеся при сенате колодники, обвинявшиеся «в непристойных словах против особ Императорскаго дома, сосланы: морскаго флота капитан поручик Казанцев – в Сибирь … Астраханскаго полка гренадер Николай Алексеев битый кнутом и с вырезанными ноздрями – в Сибирь вечно, солдат Кроткий сослан в Сибирь без наказания».

В 1726 отправлен Меньшиковым в Сибирь бывший обер-церемонмейстер граф де Санти, «явившийся в тайном деле весьма подозрительным»[10].

В 1727 году сослан в Березов князь Меньшиков с дочерью, бывшею невестою Императора[11].

Меньшиков умер 22 октября 1729 года и похоронен близ алтаря выстроенной им церкви во имя Рождества Богородицы. Дочь его Мария обвенчалась тайно с князем Федором Долгоруким и вскоре умерла; сын его Александр и другая дочь возвращены в С.-Петербург в 1731 году и сын пожалован поручиком Преображенскаго полка, а дочь сделана фрейлиною и выдана замуж за брата временщика Густава Бирона[12]. Березовские жители до сего времени считают Меньшикова праведником, за его богобоязненную жизнь и потому, что по открытии его гроба, в 1821 году, его останки оказались нетленными.

В декабре 1731 года[13] сосланы: князь Василий Долгоруков – в Шлиссельбург, а князь Юрий Долгоруков в Кузнецк, на вечную работу, князь Барятинский – в Охотский острог  и Столетов – на Нерчинские заводы, за то, что осуждали действия правительства и непочтительно отзывались о государыне.

В том же году сослан в Камчатку сержант Семеновского полка Алексей Алексеевич Шубин за то, что, любя цесаревну Елизавету, хотел тайно освободить Долгоруких и с помощью их возвести ее на престол. За это он был пытан, наказан кнутом и с вырезанным языком отправлен в Камчатку, где его заставили жениться на камчадалке[14].

В 1732 году[15] сослан в Сибирь полковник Бремзен за то, что, жалуясь рекетмейстеру, на несправедливыя решения его дела в разных инстанциях, употреблял разные выражения против членов судов и несправедливо обжаловал их решения.

Тогда же приведен в Якутск бывший любимец Петра I, президент камер-коллегии статский советник Фик, названный в бумаге великоважным преступником, замешанным по делу о призвании на престол Курляндской герцогини Анны Ивановны[16].

В 1734 году[17] сослан, в Жиганское зимовье, Смоленский Губернатор князь Александр Черкасский; его шурин Семен Корсак, родственник последнего поручик Иван Артеневский и управляющий Александр Пребышевский отправлены в разные города Сибири, за возмутительные умыслы против государыни.

В царствовании Анны Иоановны не только Бирон но и Феофан Прокопович, содействовавший низложению верховников, принимал деятельное участие к заселению Сибири государственными  преступниками.

Всех своих личных врагов он сумел упрятать в самые дальния каторжныя места. Так, архиерей Георгий Данилов, заподозренный в участии по делу об устранении Анны Иоановны, от престола (затеянном Родышевским), - сослан в Нерчинский монастырь, при чем от него не велено принимать заявлений о государевом «слове и деле». Роспоп Родион и братья Никитины, с женами и детьми их, отправлены на вечное житье в Охотский порт; печерский старец Исайя, роспопы: Васильев, Морозов – сосланы в Охотск же, на житье; Горбунов на серебряные заводы. Все перечисленные люди сосланы за подозрение в писание подметных писем и пасквилей на государыню и  Феофана[18].

31 августа 1738 года[19] отправлены в Охотск бывшие священники города Березова: Тимофей Васильев, Илья Прохоров, Артемий Васильев, Федор Кузнецов и дьякон   Павел Какоулин, за то, что, «они бывали у князей Долгоруковых, обедывали у них и к себе в домы пущали». Тобольский  митрополит преосвященный Антоний просил об оставлении их в Тобольске, или в Томске, ссылаясь на недостаток духовенства в церквах, но ему отказано и последовала такая резолюция: «понеже и в Охотском священники надобны: того ради оных надлежит туда послать неотменно, а в Томск и в другие отдаленные города, есть-ли нужда потребуешь, оных посвятить вновь».

В 1740 году сосланы в Сибирь дочь и сын казненного кабинет-министра Артемия Полынскаго: сын Петр – поселен в Селенгинске, а дочь Анна пострижена в монахини. За ними отправлены сенатор Мусин-Пушкин  с вырезанным языком, кабинет-секретарь Эйлер и Соймонов, наказанные кнутом; секретарь Волынскаго Суда, битый плетьми, сослан в Камчатку, за перевод исторических книг для Волынскаго.

По свержении Бирона, во время регентства Анны Леопольдовны, - Эрнст Бирон, с братьями Густавом и Карлом, а с ними генерал Бисмарк сосланы в г. Пелым с женами и детьми. При Анне Леопольдовне сослан в Камчатку, за привереженность к Елизавете Петровне, капитан Азовскаго полка Петр Калачев[20].

Кроме упомянутых лиц, из государственных преступников, в силу указа от 16 марта 1731 года[21]  возвратились в город Тару 89 человек тарских дворян и служилых людей, которые остались в живых, из числа сосланных в каторгу, на вечную работу, в Рогервик, за то, что не хотели присягать на верность императрице Екатерине I. Люди эти в 1729 году были переведены из Рогервика в Казанскую губернию на поселение в пригородных слободах и, по просьбе их, как проявление милости по поводу восшествия на престол, объявленной  другим виновным. Государыня дозволила им переселиться в Тару «к тому ж в городе Таре, по тому вышенаписанному делу многие казнены и разбежались и жителей тот город имеет малое число».

Вследствие громадного количества ссылаемых в разные места, явилась надобность в урегулировании этого дела, потому что различныя правительственныя учреждения, ссылавшия людей, нередко входили между собою в пререкания относительно порядка отправки. Указом от 3 генваря 1728 года[22] повелено из С.-Петербурга «каторжных невольников отправить в Сибирь из полицмейстерской канцелярии, дав за ними пристойный конвой из военной коллегии».

Указом от 20 декабря 1728 года[23] по поводу запроса Московской губернской канцелярии, повелено: - ныне присланных в Москву из Великолуцкой провинции, да из Смоленской губернии, отправить в Сибирь, потребовав деньги из камер-коллегии, а впредь предписано губернаторам колодников снабжать кормовыми и прогонными деньгами из губерний при отправке их в Москву.

В 1733 году[24] установлено всех колодников, высылаемых в Москву, в сыскной приказ, из Новгородской губернии и из других губерний и провинций, для отправки в Сибирь, снабжать кормовыми и прогонными деньгами до места назначения, а сыскному приказу этих колодников принимать и отправлять немедленно.

Затем[25], по запросу Казанской губернской канцелярии, в которую присылались колодники из коллегий и сыскного приказа, без удовлетворения оных деньгами до места назначения – повелено: расчитывать колодников, при отправке из губерний, до Сибири, а если бы оказались в Казани неудовлетворенные до мест ссылки, - то выдавать деньги из Казанской губернии, за счет тех губерний, откуда высланы колодники и писать об этом в штатс-контору.

Тогда же повелено: солдат, ссылаемых в Сибирь удовлетворить из остатков «от штрафных доходов», которые могут быть в военной коллегии и при командах, сверх подушных денег.

Надо полагать, что порядок, установленный последними указами, то есть пересылка ссылаемых в Сибирь в сыскной приказ в Москву, оттуда в Казань, из Казани в Тобольск и из посляднего куда надлежит,- удовлетворял потребностям, потому что до царствования Елисаветы Петровны указов об этом не отдавалось, хотя количество ссыльных за разсматриваемый период времени было очень велико. «Тобольский летописец уверяет, что в течении 10 лет, по 9 ноября 1740 года, сослано в Сибирь дворян и чиновников 20 тысяч»[26].

Вышеприведенный перечень указов дает основание сделать вывод, что за время от смерти Петра Великаго до воцарения Елисаветы Петровны население Сибири должно было значительно возрасти, от одного наплыва ссыльных. К сожалению, в Полном Собрании Законов нет указаний о количестве населения в Сибири, да и вообще в России, хотя из указов от 10 и 16 ноября 1732[27] и 2 апреля 1733 годов[28] видно, что перепись уже была окончена в это время, так как по смыслу этих указов уже собирались дополнительныя сведения: о мастеровых, учениках и их женах и детях проживавших на разных фабриках, о пришлых людях в ингерманландии, при чем требовалось не смешивать их с старожилами; наконец, в указе от 10 февраля 1736 года[29] положительно высказано, что перепись была произведена в 1729 году:  князь Шаховский запрашивал сенат, как поступить с раскольниками, которые вернулись из-за границы после переписи 1729 года? Отправить ли их на прежние места жительства, или же оставить их в тех слободах куда они переселились? А как знать количество населения весьма важно, хоть бы даже для того только, чтобы судить о приросте онаго, то я попытаюсь сделать приблизительный расчет на основании косвенных данных, почерпнутых из Полнаго же Собрания Законов.

В указе от 29 октября 1835 года[30], состоявшиеся вследствие представления Татищева о необходимости приселить к Екатеринбургским заводам рекрут, присылаемых на оныя, между прочим, сказано: «А с прошлаго 732 года, против расположений со всего государства, надлежит с Сибирской губернии и с приписных к Екатеринбургским и прочим казенным заводам слобод, собрать рекрут 3492 человека». Сбор этих рекрут, как пояснено в указе от 28 октября этого года[31], должен был состояться «С толикаго же числа душ», как он производился в прочих губерниях России. Рекрутские же наборы с 1732 года производились с нижепоказаннаго числа душ:

-         в 1732 году – один рекрут с … 288 ? душ,

-         в 1733 году – один рекрут с … 102 душ,

-         в 1734 году – один рекрут с … 169 душ[32].

Путем арифметического расчета легко узнать, что 3492 человека, по разбивке их на три набора, должны были быть взяты, по годам, в следующем количестве:

В 1732 году …   638

 В 1733 году … 1803

               В 1734 году … 1051

 Итого          …  3492

Числа эти относятся между собою как 17:  48:  28. Перемножая число рекрут на число с которого их надлежало взять, получим количество населения, платившего подати, а именно:

За 1732 год – 638 х 288 ? = 184 064 души

За 1733 год – 1803 х 102 = 183 906 душ

За 1734 год – 1051 х 169 = 177 619 душ.

Среднее от трех полученных  итогов будет 181 863 души. Добавив к этому пятую часть полученного среднего числа на лиц, свободных от подушного оклада, то есть 36 372 человека, да 6 723 ямщика, как это значится в манифесте о наборе рекрут от 29 марта 1732 года[33], получим 224 958 человек, да в пехотных, гарнизонных, драгунских полках в заводских мастеровых будет по крайней мере 5 000 человек, что составит в общем не менее 230 000 душ мужскаго населения,

Сравнивая это количество населения с тем, которое получилось по данным переписи 1719 года, нельзя не поразиться ничтожностью прибыли за 10 лет население увеличилось приблизительно, на 9 000 человек, что по отношению к 221 400 душам, значившимся по переписи 1719 года, составляет прироста менее ? % в год. Но если принять во внимание тот расчет, который приведен на стр. 161 при исчислении Сибирского населения в первой четверти XVIII столетия, по которому коренное население исчислялось только в 181 400 душ мужских, а 40 000 полагалось на бродячее  пришлое население, долженствовавшее к 1730-м годам вымереть, уже в силу одной только старости и притом без потомства, то расчет прироста утратит свою невыгодность, а именно: относительно 181 400 душ 230 000 душ составляют прирост в 48 600 человек; кладя в этом числе 20 000 человек на вновь прибывших ссыльных, будем иметь прирост коренного населения 28 600 душ, что по отношению к 181 400 душам составит ежегодного прироста в течение 10 лет 1,57 %, то есть процент, близкий к тому, который был высчитан для Петровского периода и несколько меньший против исчисленного для Забайкальского казачьего войска, по данным по переписи 1883 года, составляющего 1,81 %[34].

Если же исходить из того положения, что цифра коренного сибирского населения в 1719 году исчислена верно в 181 400 муж. Душ, и применить расчет прироста  населения естественным путем тот, который выяснился в отношении губерний Европейской России, то есть 1,42 % - то в изследуемый период, то есть к 1730 году, сибирское население должно было достигать 207 160 человек, а 22 840 человек, в таком случае, придется отнести на долю вновь сосланных, что, пожалуй будет близко к истине.

Подтверждением тому, что численность сибирского населения в 1720 году было около 181 000 муж. душ, могут служить еще и следующия данныя: в указе от 13 ноября 1727 года[35] о наборе рекрут по расчету одного человека с 305 душ, между прочим, оговорено, что всего в России 5 528 742 души, в том числе на Сибирскую губернию причиталось: 25 067 чел. На заводах и для полков 144 809 душ, что составит в общем 169 876 душ: а в указе от 5 марта 1726    года[36], сказано, что с купечества, обязанного платить деньги вместо поставки рекрут, по 100 руб, за каждого подлежало получить деньги за 677 рекрут; денег этих купечество не внесло полностью и потому ему приказано поставить рекрут по человеку с 250 душ, считая без сибирского купечества всего 630 человек. Следовательно, на долю сибирского купечества причиталось 47 рекрут, что дает цыфру  купечества 47 х 250 = 11 750 душ, придав это число к вышеперечисленному, получим 169 876 + 11 750 душ = 181 626.

Приведенный расчет дает только приблизительное понятие о действительной цифре населения, которое вероятно, было несколько больше, чем значилось по переписи, потому что дополнительныя переписи  производились еще и в семьсот тридцатых годах. Так, указом от 28 сентября 1736 года[37], повелено произвести перепись всему духовному сословию, синодальным и архиерейским дворянам, детям боярским, неслужащим дъякам, с их женами и детьми. Затем из указа от 16 ноября 1737 года[38], видно, что очень много лиц «купецких и кабальных людей, иноземцев, незаконнорожденных, дворцовых, синодальных, архиерейских и монастырских и помещиковых крестьян, дворцовых же служителей, водопеных мастеров, травников, сибирскаго приказа скорняков, денежных мастеров и прочих тому подобных» - в перепись не вошли и избежали подушного оклада, - вследствие чего повелено подать сказки об этих людях и указан порядок производства им переписи.

Для производства следующей переписи, указом от 14 июня 1738 года повелено выслать в правительствующий  сенат ревизския сказки о числе душ в губерниях и провинциях тотчас по окончании рекрутского набора. …

… О той, роли, которая сыграла ссылка в Сибирь в Петровское время, Максимов (автор Сибирь и каторга)  рисует такую картину: «Сибирь стрельцов не смирила; затевались попытки соединиться всем ссылочным в полки и идти в Москву; по разселении же стрельцов не большими группами по самым дальним острогам и зимовьям, как, наприм.: Колымское, Анадырское, Удское – они сбивались в шайки и грабили караваны, обозы торговых людей». Грабежи и разбои прекратились только с переселением стрельцов в более южные места, на пашни, так, например, стрельцов из Братскаго острога переслали на р. Ангару (ныне Яндинская волость), где они, при лучших условиях климата, выродились в здоровое и даровитое племя коренных сибиряков.

При менее благоприятных условиях, например в Витимской волости, стрельцы все же таки выродились в народ гораздо более здоровый, чем поселенцы верхнего течения Лены, рассевшиеся по деревням: Дядиной, Голой, Шамановой. В Витимской волости народ боек, сметлив, богат; до сего времени носит московскую шапку, коротенький армяк до колен и отличается мягким говором особенно резко выдающимся среди крутого новгородского говора, коренного для всей Сибири.

При Петре, Сибирь получала стрельцов в таком множестве, пишет Максимов, подобного которому  ни до того, ни после Сибирь не видела… не стало без ссыльных стрельцов ни одной крепости, ни одного острога, даже таких неудобных и далеких, как: Удский, Анадырский, Колымский, Охотский, Илимский, Балаганский и Тупкинский.

Страницы

Предыдущая                  На главную                Следующая